Часы - стр. 29
– Этот листок был обнаружен в бумажнике некоего Хэнбери. Этот человек много поработал в деле Ларкина. Хорошо поработал… очень хорошо. Погиб в Лондоне под колесами автомобиля. Водитель вместе с машиной скрылся с места происшествия. Никто не заметил его номера. Не знаю, что означает эта схема, однако Хэнбери ее зарисовал или скопировал, потому что счел важной. У него была какая-то идея… или, быть может, он что-то заметил или подслушал. Что-то имеющее отношение к луне или полумесяцу, номеру «61» и инициалу «M». После его смерти дело перешло ко мне. Пока я еще не знаю, чего ищу, но абсолютно уверен в том, что искать есть чего. Я не знаю, что означает число «61». Я не знаю, что означает литера «M». Я постоянно расширяю область моих поисков от Портлбери. Уже три недели беспрестанного и безрезультатного труда. Кроуден – очередной пункт на моем маршруте. И только. Откровенно говоря, Дик, я не жду от Кроудена многого. Здесь есть только один «полумесяц» – то есть Уилбрэм-кресент. И я намеревался пройти по этой улице и составить собственное мнение о доме номер шестьдесят один, прежде чем просить у тебя помощи или хотя бы намека. Именно этим я и был занят сегодня днем – но так и не сумел найти этот дом.
– Я же говорил тебе – в шестьдесят первом живет местный строитель.
– Мне нужен кто-то другой… У него есть домработница-иностранка?
– Вполне возможно. Они теперь есть у многих. В таком случае жена его должна быть соответствующим образом зарегистрирована. Завтра я выясню для тебя этот вопрос.
– Спасибо, Дик.
– Завтра мне придется провести рутинный опрос в двух соседних домах по обе стороны от номера девятнадцать – на тот случай, если там вдруг видели кого-то входящего в дом и так далее. Наверное, придется побывать и в домах, расположенных позади девятнадцатого номера, с которым они соседствуют садами. Как мне кажется, дом номер шестьдесят один находится почти позади девятнадцатого. Если хочешь, могу прихватить тебя с собой.
Я с пылом ухватился за предложение:
– Буду вести стенографическую запись в качестве твоего сержанта Лэмба[7].
Мы сошлись на том, что в половине десятого следующего дня мне надлежит быть в полицейском участке.
На следующее утро я явился в точно назначенное время и обнаружил, что мой друг в буквальном смысле слова дымится от ярости. Когда он отпустил провинившегося подчиненного, я деликатно осведомился о том, что произошло.
На какое-то мгновение Хардкасл как будто бы утратил дар речи. А потом выдохнул:
– Эти проклятые часы!
– Снова часы? И что случилось с ними теперь?