Частная жизнь импрессионистов - стр. 61
Мы не знаем, все ли придумал Золя или он описал в художественной форме на самом деле стремительно и неожиданно возникший роман Сезанна. Историки искусств отмечают: после встречи с Гортензией Сезанн, пусть недолго, продолжал переносить на холсты свои мучительные сексуальные фантазии. Однако ни у кого, похоже, нет сомнений в его преданности Гортензии и очарованности ею, быстро решившейся переехать к нему.
Речи не было о том, чтобы взять ее с собой в Прованс, где отец Сезанна (так же, как отцы Моне, Сислея и Писсарро) никогда бы не смирился с тем, что сын живет в грехе с нищенкой. Так же, как они, он скорее всего оставил бы сына без гроша, узнай о его незаконной связи. Поэтому Сезанн вернулся в Жа де Буффан, а Гортензия осталась одна в их тесном жилище на захудалой парижской улочке, окруженная со всех сторон тюбиками красок и грубо, жестоко написанными полотнами.
Зиму 1869 года сестра Берты Моризо Эдма провела в родительском доме на улице Франклина, где и разрешилась первым ребенком. Берта нарисовала ее сидящей с книгой на диване рядом с Корнелией. Пюви де Ша-ванн, знаменитый художник и друг семьи Моризо, пришел навестить их и принялся взволнованно обсуждать голову одной из фигур на картине, утверждая, будто, с его точки зрения, она выполнена неверно и, вероятно, никогда не будет нарисована как следует. Очень эмоционально среагировав на его комментарий, Берта отправилась в студию к Мане. На следующий день Мане явился на улицу Франклина в час дня, чтобы составить свое мнение. Он нашел картину очень хорошей, даже замечательной, высказав претензии только к подолу платья. Взяв одну из кистей Берты, он нанес несколько штрихов. Но «начав, уже не мог остановиться; от юбки он перешел к бюсту, от бюста к голове, от головы – к фону. Он сыпал шутками, хохотал как безумный, отдал мне палитру, забрал обратно и наконец часам к пяти создал самую лучшую карикатуру из когда-либо мной виденных».
Последовали недели мучений. В конце концов Берта набралась духу и послала картину в Салон, после чего тут же впала в отчаяние и взвинтила себя до состояния, грозящего реальной болезнью. К весне 1870 года, все еще пребывая в полубезумном состоянии, она решила отозвать свою работу. Мадам Моризо написала соответствующее письмо и получила картину обратно, но тут возникла проблема: что сказать Мане? Вероятно, именно поэтому картина вскоре снова оказалась в жюри Салона, которое ее благополучно пропустило.
К тому времени Мане уже серьезно вовлекся в группу. Базиль нарисовал углем блестящий шарж: Мане за мольбертом, в длиннополом элегантном сюртуке с безупречным воротником и манжетами, в цилиндре, щегольских облегающих брюках и модных штиблетах без шнуровки –