Частная армия Попски - стр. 27
Вести в бой аморфную толпу сенусси и несколько растерянных британских офицеров – перспектива сомнительная. Однако мне предоставили всю полноту командования, и я ей всецело воспользовался. В течение недели я уволил четырех ротных и половину сержантов, чтобы приступить к наведению своих порядков и привести солдат в чувство.
В батальоне повисла тяжелая атмосфера. Офицеры, за исключением нескольких, которых я повысил, ходили с унылыми лицами, я не давал им продыху ни днем ни ночью и поддерживал любые прошения о переводе хоть куда-нибудь. За моей спиной, как я прекрасно себе представлял, поднималась неумолимая волна жалоб вплоть до командования в Каире. Я рассчитывал, что вести о радикальном характере моих реформ ускорят поиск более подходящего командира батальона, ведь мечтал я только о том, чтобы вернуться в батальон Пэйли на должность ротного.
Но мой план не сработал. Комбат действительно нашелся, прекрасный офицер, до этого служивший в индийской армии и Силах обороны Судана и привыкший к упорядоченной и хорошо организованной службе. Так что, когда я рассказал ему об истинном положении дел в его новом подразделении, он категорически отказался меня отпустить, одобрив все нововведения и назначив меня своим заместителем.
Как уже говорилось, я высадился в Тобруке с нашим транспортом и имуществом. А личный состав батальона должен был прибыть морем 18 декабря. В тот день, прождав на несколько часов больше положенного, я навестил администрацию порта, сотрудников которой нашел в крайне печальном расположении духа. Сначала от них было ничего не добиться, но постепенно выяснилось, что у нас большие проблемы с доставкой индейки к Рождеству. И речь шла не о кодовом названии секретной операции: польское судно, на которое погрузился мой батальон, также везло в рефрижераторах шестьдесят тонн индейки. Оно наскочило на мину, и ему разворотило весь нос. Однако несколько часов пароход сохранял плавучесть, весь личный состав батальона переправили на другие суда конвоя, а вот рождественский обед для всей армии отправился на дно. «Жаль, что не наоборот», – признаться, подумал я.
За поведение моих сенусси в бою можно было не переживать: нам доверили только караульную и полицейскую службу. Наш штаб расположился в Дерне, а самый удаленный гарнизон находился в Барке. Мы представляли собой тыловые силы, да и то далеко не лучшие. Я оставил свои старания и проводил время в поездках по Киренаике, знакомясь с шейхами местных племен и бесстыдно забыв о бардаке батальонной жизни.
18 января 1942 года в Дерне было получено сообщение о неожиданном наступлении немецкой танковой колонны на Эль-Агейлу. Получается, враг сумел высадиться и создать группировку бронетехники в Триполи, а наша разведка это прошляпила. Меня это поразило, и я подумал, что такая неосведомленность – серьезная брешь в нашей обороне, которую однажды сможем закрыть.