Частичка тебя. Мое счастье - стр. 12

И это почему-то бесит меня еще сильнее, чем все остальное. Какого черта он опять на себя берет?

– Я за себя сама отвечу, Николай Андреевич,– сквозь зубы цежу я, впиваясь в серые глаза Ольшанского с острой злостью, – без суфлеров.

– Хорошо, ответь сама, – Ник говорит будто на пределе терпения, – я надеюсь, что он тебя услышит.

Нет, определенно надо было слать их матом.

Вопрос лишь только в том, что любое слово в моей голове проходит цензурирование, особенно когда речь идет об общении с коллегами по работе.

А эти двое – мои коллеги.

Ужасно, но факт.

– Я хочу поговорить с Артемом Валерьевичем наедине, – холодно улыбаюсь я.

Этого ответа Ник, кажется, не ожидает. Лишь жестче стискивает зубы – о, я знаю этот жест, когда Ольшанский бесится от чужого упрямства, но вместо того, чтобы продолжить спор, Ник наклоняется и вытаскивает из-под кресла спортивную сумку. И как я раньше её не заметила?

Видимо, просто было не до того?

– Какая у тебя палата? – звучит сухой вопрос.

– Двести семнадцатая, – отвечаю я на автомате, скорее от удивления, а потом спохватываюсь, – тебе вообще зачем? Тебя не пустят!

– Да ну? – Ник ядовито изгибает бровь. – Ну тогда пускай медсестрички сами тащат два кило твоей одежды, косметичку, три литра минералки и три кило фруктов. Потому что тебе я это нести не позволю. Не после того, как ты на моих глазах со скамейки встать не могла.

Такого яростного отпора я не ожидала. И слова возражений как-то заканчиваются, что вполне устраивает Ника, сверкнувшего глазами и двинувшего по коридору.

Я слышу, как он добирается до стола дежурной медсестры, как на три тона ниже любезно просит у неё разрешения пройти в палату.

И ведь…

И ведь его пропускают!

А я так надеялась на вселенскую женскую солидарность!

– Ну вот мы и одни, Снегурочка, – хрипло выдыхает Тимирязев за моим плечом, требуя внимания, – и ты можешь залепить мне столько пощечин, сколько твоей душе угодно.

Ох, дьявол!

Я понимаю, насколько я поспешила, сорвавшись на Ника.

Потому что вот это вот все…

Я совсем не готова к этому.

Я только вчера приземлила носом в грязь свою увлекшуюся этим мужчиной дурочку. И сейчас я так отчетливо понимаю, что она от этого падения переломала себе все кости…

– Ну же, – Артем стискивает меня за плечи, разворачивая к себе, – никогда раньше этого не делала? Объяснить, как это делается?

Он смотрит на меня как провинившийся пес. Только что мне толку от его виноватого вида? Я ведь помню, с каким пылом вот эти самые губы вчера пожирали ту Барби.

– Не нужно, – я выпутываюсь из его рук, стирая с лица эмоции, – это неприемлемо с точки зрения субординации, Артем Валерьевич. Я не ваша девушка, чтобы позволять себе такие вещи.