Чаща - стр. 16
– За всю жизнь мне бы хоть раз пофартило, – сказал блондин. – Вот и допрыгался. Видно, родился неудачником. Такое, говорят, не редкость.
– Что ж, – сказал человек, назвавшийся Дике, – одно знаю точно: сегодня не твой день.
– Мне нужно правосудие, – сказал я. – Человек с рубцом на горле убил моего деда и похитил сестру. С ним еще двое: чернокожий и жирный увалень.
– Так это Беспощадный Билл, Ниггер Пит и Верный Жирдяй. Те самые, с парнем, что снаружи на доске, и этим головорезом – они грабанули банк, убили шерифа и в меня стреляли. Чуть не зацепили, вот тут я решил, что пора менять профессию.
В тот самый миг в двери вломилась куча народу. Один, с виду самый яростный, притом разодетый, как для церковной службы, и в аккуратной черной шляпе, сказал:
– Не думай остановить нас, Дике. Мы пойдем до конца.
– Я больше не служу закону, – сказал Дике. Он подтолкнул связку ключей на столе. – Один из них от камеры. Разберетесь.
Подхватив шляпу с ее содержимым, Дике направился к двери. Люди посторонились, пропуская его. На меня поглядывали, но никто не сказал ни слова. Одетый для церковной службы подошел, взял со стола ключи и направился к камере. Дальше все случилось быстро. Блондин завопил, вскочил на ноги и залез на скамью, видно, рассчитывая, что наверху его не достанут – и проделал все это, словно лубок на ноге вообще не был помехой. Со страху, глядишь, он и по стене взбежал бы. Бедняга истошно взывал к Иисусу о спасении, только Иисус не явился – впрочем, зная, в чем бандит замешан, кто стал бы его винить. Камеру открыли и узника извлекли быстрее, чем скажешь: «Амбар горит, и там мое дитя».
– Боже, – взмолился он, цепляясь за решетку, – смилуйся над душой Бобби О’Делла. Моя матушка не так меня растила, будь проклят день, когда я сбился с пути.
– Кто бы сомневался, – заметил один из толпы.
Его потащили по улице, нога в лубке подворачивалась, он раскачивался, гримасничая. Я ужом протискивался сквозь толпу, пока не поравнялся с ним и выкрикнул:
– Куда отправился тот Беспощадный из вашей банды?
Человек меня не заметил, все мысли были о том, что его скоро повесят, как белье для просушки. Его поволокли к фонарному столбу на краю улицы. По бокам столба, наподобие лестницы, выступали металлические планки. Маленький человечек с веревкой, свернутой кольцом через плечо, вскарабкался по этим планкам, будто белка. Перекинув веревку через железный брус наверху фонаря, он отпустил конец вниз. Другой, на земле, подхватил его и быстро соорудил петлю, которую накинули на шею Бобби О’Деллу.
– Слишком длинная, – выкрикнули из толпы, и человечек, повиснув на верхушке фонаря, как сухой лист на ветке дуба, отладил все так, чтобы все остались довольны – кроме, пожалуй, того, кому предназначалась петля. Церковник подошел связать руки Бобби О’Деллу кожаным ремешком, и на жалобу, что слишком туго, голос из толпы выкрикнул: