Час волка - стр. 93
Однажды он проснулся и увидел над своей головой морду светлого волка, льдисто-голубые глаза которого были неподвижны и пронзительны, когда смотрели на него. Он лежал очень тихо, сердце у него колотилось, когда волк стал его обнюхивать. Он тоже принюхивался к волку; мускусный приятный запах промытой дождем шерсти и дыхания, сохранившего воспоминание о светлой крови. Он дрожал, лежа как будто связанный, пока светлый волк медленно обнюхивал ему грудь и горло. Потом, тряхнув головой, волк открыл пасть и выронил одиннадцать нераздавленных ягод на камень у головы Михаила. Волк отступил к краю костра, сел по-собачьи и смотрел, как Михаил ел ягоды и лакал воду из полого камня.
Неясная пульсирующая боль возникла и пронзила его суставы. Двигаться – даже дышать – стало болезненным ощущением. И боль продолжала расти, час за часом, день за днем, и кто-то обмывал его, когда он опорожнялся, и кто-то подтыкал ему под бока оленью шкуру, как ребенку. Он дрожал от холода, и от дрожи боль воспламенялась, она проходила по каждому нерву, заставляя его стонать и плакать. Сквозь неясный сумрак он слышал голоса. Франко: «Слишком мал, говорю тебе. Малыши не выживают. Рената, неужели ты так сильно хотела ребенка?» И Ренаты, разозленный: «Я не спрашиваю совета у дураков. Держи их при себе и оставь нас в покое». Потом голос Виктора, медленный и четкий: «У него плохой цвет лица. Думаешь, у него есть черви? Дай ему что-нибудь поесть и посмотри, есть ли они?» Кусок окровавленного мяса прижался к губам Михаила. Михаил, погруженный в море боли, подумал: «Не ешь. Я приказываю тебе, не ешь», и почувствовал, как вопреки этому, механизм его челюстей сработал на открывание. Его опалила новая боль, вызывая слезы, потекшие по щекам, но он принял пищу, вцепился в нее зубами, как бы не позволяя ей ускользнуть. До него дошел голос Никиты, в котором был оттенок восхищения: «Он крепче, чем выглядит. Посматривай, как бы он не откусил тебе пальцы!»
Михаил ел все, что бы ему ни давали. Его язык стал жаждать крови и соков мяса, ему стало безразлично, что именно он ест, зайца, оленя, кабана или белку, иногда даже мясистые пахучие кусочки крысы, и даже было ли это только что убито или же пролежало несколько часов. Сознание его перестало прислушиваться к мыслям о том, что поедает он истекающее кровью мясо; он ел, потому что был голоден и потому что ничего другого не было. Иногда ему доставались только ягоды или какая-то грубая трава, но все это поглощалось без жалоб.
Зрение его замутилось, у краев все становилось серым. В глазных яблоках разливалась пульсирующая боль, даже слабый свет терзал их. Потом, он не знал точно, когда, потому что время перепуталось, мрак сомкнулся, и он совсем ослеп.