Час Ведьмы - стр. 4
Брат бедной девушки умирал. Это был близнец Кэтрин, но из них двоих телесной слабостью отличался именно он. Им было по восемнадцать. Вряд ли ему суждено пережить эту осень. Как и сестра, он был в услужении. Сегодня вечером, Кэтрин говорила, он смог немного поесть и даже проглотил чуть-чуть мяса, но все равно при таком слабом здоровье несколько кусочков свинины вряд ли спасут юношу от угасания.
Когда ночью муж Мэри вернулся из таверны, она сделала вид, что спит. Он пришел очень поздно. Она чувствовала, что он на нее смотрит, но знала, что не станет будить ее и извиняться за то, что ранее вечером избил. (И, конечно, он смотрел не потому, что подумывал о соитии. Об этом не могло идти и речи после того количества, что он выпил.) За эти годы у них появилась своя традиция. Он пил, затем бил ее и уходил, чтобы пить дальше. На следующий день просил прощения. Она полагала, что завтра утром он также извинится за свое сегодняшнее поведение. Будет обличать свою греховность, потом пойдет в церковь. Мэри вспомнила, из-за чего они повздорили: сад зарос, выглядел запущенным, и муж счел, что это бросает на него тень. По крайней мере, с этого все началось. Она знала, что у него есть и другие демоны, вонзающие в него острые, как иглы, зубы.
Томасу было сорок пять, он был чуть менее чем вдвое старше жены. Мэри стала ему второй женой, первая – в девичестве Анна Друри – умерла восемь лет назад, вскоре после того, как семья Мэри приехала в колонию: лошадь Томаса ударила ее в челюсть и сломала шею. В тот вечер Томас застрелил скотину, хотя вплоть до того ужасного события животное вело себя очень смирно. С Анной они родили троих детей, двое из которых умерли в детстве, а третья дочка, Перегрин, уже выросла. Она вышла замуж всего за несколько недель до брака отца с Мэри. Соответственно, Мэри никогда не жила с Перегрин под одной крышей, чему она была только рада, поскольку женщины были примерно одного возраста. Будучи с ней почти ровесницей, Мэри в то же время приходилась Перегрин мачехой; хотя она и представить себе не могла, как бы воспитывала кого-то одних с ней лет. Перегрин была ей скорее сводной сестрой, чем падчерицей, пусть и той, которая, как подозревала Мэри, не любила ее просто потому, что она не Анна. Теперь у Перегрин были свои дети, а это значило, что Мэри в свои двадцать четыре года стала бабушкой. Мысли об этом факте наводили на нее печаль и тревогу.
Мэри закрыла глаза и прислушалась к звукам осенней ночи. С деревьев на рыночной площади листья еще не облетели, и пастбища пока не превратились в пустыри, но скоро растения оголятся, и вместе с полной луной наверняка придет жестокая стужа. Лунному диску уже недолго осталось расти. Мэри коснулась лица там, куда Томас ударил ее, предполагая, что завтра утром люди могут спросить, что случилось. Так, придумывая правдоподобное объяснение синяку, Мэри погрузилась в глубокий сон.