Час ночи - стр. 8

Поприветствовав Петра и Павла, которые как всегда были в неизменной своей светло-серой одежде – по-летнему легких рубашках и брюках свободного кроя, Феликс кивнул в сторону кресла с бархатным сидением:

– Видимо, мне туда?

– Именно! – широко, белозубо улыбнулся Павел, а Петр подошел к столику и открыл коробку.

В ярком электрическом свете сверкнула ампула с синей жидкостью.

Сняв пиджак, Феликс повесил его на спинку кресла, сел и стал расстегивать манжету рубашки. Петр тем временем взялся подготавливать препарат к инъекции. И вдруг спросил:

– Феликс, а что там с запасной ампулой, которую мы вам давали в поездку в Феодосию? Вы её использовали?

– Нет, не пригодилась. Знаю, что обещал вернуть, но очень уж хочется оставить ее дома – на всякий случай, для подстраховки.

Петр с Павлом переглянулись.

– И что вас беспокоит? – Закатав рукав рубашки, Феликс вытянулся в кресле. – Я просто хочу уменьшить собственное беспокойство в связи с препаратной зависимостью. Мало ли какой форс-мажор может приключиться, мне нужна хоть какая-то гарантия своевременной инъекции.

– В общем-то, вы правы, – кивнул Павел. – Но вы помните, да, что ни в коем случае…

– …препаратом «Фелис-1» не должен воспользоваться никакой другой вампир, он разработан индивидуально для меня, – сказал Феликс. – Все помню, не беспокойтесь. Приступайте, я готов.

Игла шприца вошла в белую, будто мраморную кожу, Петр плавно опустил поршень, и синяя жидкость устремилась по руке тончайшими голубоватыми ручейками. Вдруг Феликс коротко задохнулся. На миг ему показалось, что картинка перед глазами – комната с мягкой мебелью и цветочными вазонами – застыла, как нарисованная, а потом начала трескаться.

Синие глаза моментально налились кровью, зрачки сузились вертикальными иглами, в углах рта выступила розоватая пена. Феликс дернулся, словно его ударило током, но из нижней части кресла, из подлокотников, из самой спинки мгновенно выскочили металлические фиксаторы рук, ног, груди и с глухими щелчками обездвижили вампира. Сознание Феликса раздвоилось: одна часть осознавала самое себя, позволяла слышать звуки, видеть окружающее пространство, другая же стремительно разливалась чернильной мутью, ослепляя и вырываясь надсадным хрипом из гортани. Затем все померкло перед глазами, остались лишь звуки – хлопанье крыльев и встревоженный птичий клекот. Тут Феликсу показалось, что его стало затягивать в бездонную липкую воронку, раскручивая при этом на бешеной центрифуге. Частью сознания, не залитой чернильной тьмой, он цеплялся за угасающую реальность, осознавал – нечто происходит вокруг, непосредственно с ним самим, но не понимал, что именно.