Чаровница Добранушка. Сказка для детей и подростков - стр. 20
Где-то на задках дома в сарае завыло что-то так, что мурашки побежали по коже.
– Опять!.. – выругался Душегуб Кинжалович. – Пойди, старая, накорми его.
– Сам иди. Он только тебя к себе подпускает.
Тут послышался тихое тарахтение и шорох. Дверь открылась, и в дом вошел паренек, кудрявый, ловкий, стройный, красивый. Глаза озорные пытливые, плутовские.
– Малыш? – окинул его взглядом Душегуб Кинжалович. – Много чего надыбал?
– Есть, – басовито ответил Малыш, достал из внутреннего кармана легкой куртки бумажный кулек и высыпал перед Душегубом из него монеты, бумажные деньги, золотое колечко и цепочку с медальоном в виде сердечка.
– Где взял? – ткнул Душегуб Кинжалович пальцем в медальон.
– Где взял, там мнет, – хвастливо и с улыбкой заявил Малыш и хотел забрать принесенное.
– Толком говори, – сердито предупредил Душегуб Кинжалович и перехватил его руку.
– На рынок сегодня богачи из Воображалово приезжали. Так я их пощипал, – самодовольно ухмыльнулся Малыш.
– Мало принес, – недовольно сказал Душегуб и придвинулся все себе.
– Мне-то оставь, – басовито произнес Малыш.
– На карманные расходы, если не врешь, сам себе наскребешь, – сказал Душегуб Кинжалович.
Снова раздался душераздирающий пронзительный крик и вой.
– Поди, покорми его, – сказал Душегуб Малышу.
– Буду я с ним еще морочиться. Делать мне больше нечего, – сказал Малыш и сунул руку во внутренний карман, чтобы проверить оставшееся золотишко. Он никогда никого не боялся. Но то, что Душегуб держал на цепи в сарае его приводило в жуткое состояние. Ноги, руки немели, в сердце залетали колющиеся иголки, по телу мурашки бегали и по всему телу холод гулял.
Душегуб поморщился. Ему самому не хотелось кормить Кровососа. И на него он действовал отвратительно. Холод страха забирался под самую рубашку. И веселило его это, в кураж вводило и страхом в сердце кололо. Но в этом он не мог признаться даже себе.
– Дела у меня, – сказал Малыш. – Пойду я.
– Опять до утра колобродить, хулиганить и шляться?
– Это мое дело, – коротко и резко ответил Малыш.
– Иди на кухню, поешь и сматывайся. Болвановна ежа приготовила и гадюку пожарила, мышей навялила и лягушек насушила. Пальчики оближешь.
– Я эти ваши деликатесы не ем, – отговорился Малыш. – Сами трескайте.
– Тогда проваливай в свой ночной клуб, – велел Душегуб Кинжалович.
– Ну и провалюсь, – усмехнулся Малыш и вышел из дома.
Затарахтел мопед и несерьезный треск мопеда стал удаляться.
– Хороший из него вор получится, – с гордостью заявил Душегуб Кинжалович.
– Уже получился, – сказала Заноза Болвановна.
Через несколько минут звук мопеда затих и вместо него послышался солидный рокот мотоцикла, который приблизился и с грохотом оборвался у ворот. Душегуб прислушался. Послышались шаги, топот ног на крыльце. Дверь открылась и в дом вошли двое красномордых небритых молодца в кожаных куртках с заклепками. У одного нос картошкой, у другого прыщавым зеленоватым огурцом. Морды небритые, глаза чудные, лютые. В руках оба держали шлемы с рогами. От молодцев так воняло тухлятиной, что за три версты, казалось, не подойдешь. Жили молодцы на хуторе Гадюкино, что с другой стороны болот располагалось. Сами пили дуракову воду и спаивали село Голово. Приедут со своей дураковой водой. От желающих отбою нет. К вечеру все село в дураках ходит. И тогда ругань повсюду слышится, драки на каждом углу затеваются, поножовщины, воровство, грабежи – шагу ступить нельзя. Эти двое и раньше примерным поведением не отличались, а как Душегуб Кинжалович поселились в старом доме на болотах, так они попали под его влияние, вошли в услужение и доросли до редких негодников и пакостников. Одного из них с носом картошкой звали Обормот Нахалыч, другого с носом огурцом звали Балда Негодяевич. Они вошли в дом и, синхронно двигая правыми руками, сжатыми в кулаки, будто кого-то били, запели: