Чародей - стр. 68

– Какая бездна падения! – Чарли вздрогнул.

– Возможно. А может быть, Мэгги суждена короткая, но нескучная жизнь. Вспомни ее, когда будешь читать про прекрасных благоуханных куртизанок Бальзака или блудниц-святых Достоевского. Мэгги – настоящая. Перепихон за четвертак, и никаких гвоздей.

Я очень многому научился от Брокки. Похоже, его ум оформился гораздо раньше моего. Брокки быстро соображал; я не был тупицей по сравнению с ним, но он видел уголки мира, еще неведомые мне. Например, комиксы.

Я был склонен презирать веселые картинки, как их тогда называли; а вот Брокки их обожал и не пропускал ни единого: «Матт и Джефф», «Мэгги и Джиггс», «Барни Гугл», «Энди Гамп». Он наслаждался фальстафовским бахвальством майора Хупля и иногда вещал голосом майора, как он себе его представлял.

– Если ты слишком утончен, чтобы наслаждаться комиксами, ты слишком утончен, чтобы жить, – говорил он. – Комиксы показывают, что думают люди, которые никогда не читают книг, не слушают проповедей и не ходят голосовать. Значит ли это, что комиксы бесполезны? Ни в коем случае. Веселые картинки показывают мечты и мнения l’homme moyen sensuel[23], а если ты хочешь, например, стать политиком, то начинать надо именно с них. Научившись понимать комиксы, закладываешь прочную основу для понимания человечества.

Однажды Брокки взял меня с собой в редакцию газеты, принадлежащей его отцу, и там после краткого разговора с младшим редактором показал мне рельефные картонные формы, розовые, размером с газетную страницу: на них был выдавлен завтрашний комикс. Эти страницы вставляли в машину для изготовления стереотипов, которая отливала на их основе металлические матрицы.

– Вот они, видишь. На каждой – целая неделя смеха и суровой уличной мудрости. Их недаром называют стереотипами: они воплощают в себе то, во что верят или что считают самоочевидным большинство людей. Читатель распознает чужую глупость или непредусмотрительность и гордится, что он гораздо умнее. Когда Матт надевает Джеффу плевательницу на голову, миллионы простых душ испытывают дрожь восторга. Когда Мэгги бьет Джиггса скалкой и у него над головой появляется пузырь с надписью «Ка-БУМ!», у миллиона притерпевшихся друг к другу несчастливых мужей и жен происходит мгновенная разрядка напряжения. И потом, понимаешь, это в самом деле смешно. Не забывай. То, что под пером Софокла могло бы превратиться в трагедию, становится комедией в четырех-пяти кадрах ежедневного комикса. Пока живут смешные картинки, Аристофан не умер до конца.

Интересно, что думает Брокки сегодня – если, конечно, до сих пор читает эти сокровищницы мудрости и убеждений простого народа, какими они стали под воздействием мрачного духа эпохи и под орлиными взорами бдительных читателей, выискивающих преступления против политкорректности?