Чада, домочадцы и исчадия - стр. 34
И застыла.
Чуда-юда была настолько неестественно жутка, что я не смогла даже заорать. Мозг категорически отказывался принять тот факт, что вот это вот — реальность, а не галлюцинация.
Голова кабана, тело медведя, а из этого тела руки с пальцами, а на пальцах когти, не когти — когтищи. Ноги-лапы как у сатира, а завершал всю эту жуткую нелепость бычий хвост.
Глаза на кабаньей голове были большие, совиные, желтые, и смотрели на меня не моргая.
Я застыла.
Неведомая тварь (мне — так точно, и даже если в моем магическом справочнике найдется описание этого непонятно чего с ареалом обитания, вкусовыми пристрастиями и портретным изображением, сейчас уж точно не время в нем рыться) тоже застыла.
А потом спрыгнула с потолка на пол — мое сердце вместе с ней провалилось куда-то в пятки — и… медленно склонила голову.
Ну. По крайней мере, ставка на авторитет оказалась верной! Осталось умудриться сделать как-то так, чтобы она не прогорела.
Как там нас учили? Лучший метод решения споров — ди-а-лог!
— Говорить можешь? — на всякий случай уточнила я,
Чуда-юда моргала на меня глазищами и молчала.
Да, далеко я уеду со своими гуманистическими методами в лютом средневековье.
Ладно, речь, вроде как, понимает — и то хлеб.
— Ты почто скотину губишь, окаянная? — сдвинув брови, грозно вопросила я, отчаянно представляя на месте чудища котенка, наделавшего кучу в неположенном месте, чтобы придать интонации уверенности и не трястись, как заячий хвост. — Или думала, раз прежней Премудрой нет больше, так я тебе позволю людей ее обижать?
Вместо того, чтобы устрашиться, как все прочие, на ком я до сих пор свой грозный вид применяла, чуда-юда вся как-то распушилась, набычилась, распахнула пасть и из нее вместе со странным хрипящим клекотом вырвалось шипящее:
— ш-ш-ш-ш-ш-мое-ш-ш-ш-ш… за-ш-ш-ш-бра-ш-ш-ли…
— Что, простите? — недоуменно переспросила я.
— Мое-ш-ш-ш-ш! — повторила тварь, повысив голос в фальцет и от этого, как ни странно стало слегка понятнее, хоть и свербело в ушах: — Украли-ш-ш-ш! Заберу-ш-ш-ш-ш!
А потом она вдруг взвилась на месте, сделала полный оборот по сараю, продолжая завывать “забрали” и “мое”, а потом метнулась к окну, невесть как в него просочившись, и была такова.
Только через несколько мгновение я поняла, что это где-то раскукарекался средь бела дня петух, и, не вынеся звука, чуда-юда вынуждена была удрать.
Я постояла еще немножко, успокаивая расшалившееся сердцебиение, и вышла к людям.
Те смотрели на меня с надеждой:
— Все? Прогнала, матушка? — уточнил тот самый мужик, что выступал послом, очевидно, местный староста, или кто тут у них за главного.