Чабанка - стр. 46

– Кого там принесло? – из-за двери.

– Я те дам, кого принесло, дверь открывай, солдат! – видно было, что старшина на этот раз уже не на шутку рассердился.

– Доброе утро, товарищ прапорщик, – улыбчатое умное спокойное лицо в проёме приоткрытой двери.

– Ты совсем охуел, Николаев. «Доброе утро», – передразнил Корнюш, – я тебе, что приятель?

– А я знаю, что вы мне неприятель, товарищ прапорщик.

– Так, всё, Николаев, это рядовой Руденко, покажи ему, что здесь у тебя и где.

Прапорщик резко развернулся на каблуках и сразу ушел, на меня и не глянув. Понятно, что он просто взбешен и ему неприятно, что я был свидетелем этого короткого разговора. Только теперь Николаев распахнул дверь настежь.

– Ну заходи, коль пришел, – усмехаясь.

Я вошел в довольно большую комнату в три окна, она была сильно захаращена всякой художественной утварью, кругом были большие незаконченные стенды, заготовки, краски, тряпки, кисти, в углу стоял обычный, гражданский платяной шкаф. В воздухе пахло знакомым мне запахом льняного масла и чем-то горелым.

– Ты что, новый стукач прапорщика Гены?

– Почему стукач? – набычился я сразу и ляпнул еще хуже, – я не стукач, я художник.

– Да?!! Что закончил? Где учился?

– Нигде, но я…

– Так. Понял. Забыли. Может ты и нормальный пацан, я понимаю – место потеплее найти хочешь, но об этом месте забудь. Я на нем до дембеля буду, а это еще пять месяцев. Въезжаешь, салабонище?

– А может ему пизды дать, Костик? – из-за шкафа появился очень длинный тип. В нем всё было длинным: ноги, руки, пальцы, голова, нос. Он даже появлялся плавно и не весь сразу, а частями. На носу у него были очки с затемненными линзами, а одет он был в очень выгоревшее ушитое хэбэ, практически белое, в обтяжку. Выглядел он сильно не по военному, карикатурно и образованно одновременно, я сразу почувствовал, что бояться его не надо:

– А ты, что её с собой носишь?

– Кого?

– Пизду!

– Ни хрена себе салабоны пошли! А? Удав, он же тебя подъебнул, – оба парня заулыбались. А я поразился тому, насколько долговязому подходила его кличка – Удав.

– Ну, молодец. Ладно, слушай сюда, я за это место столько заплатил, что и сейчас жопа болит. Решай свои проблемы по другому и за счет других. Пнял? Свободен!

– Пыхнешь? – в это время Удав свернул папироску, сел в старое продавленное кресло с ободранной гобеленовой обивкой невразумительного рисунка и закурил, в воздухе усилился запах паленой травы, мне показалось, если папиросу набить чайной заваркой и подпалить, то должен быть такой же запах. Что за чудо табак он курит?

– Не тянет.

Я вышел от художника. Куда теперь идти? Делать нечего, пошел в роту.