Цербер-Хранитель - стр. 39
– Завтра, – ответил тот.
– Ты сказал, что у него сотрясение.
– Он справится.
– Хорошо. – Савик Мусаилович кивнул. – Не буду сразу давать полную нагрузку. Ты сейчас куда? – он перевел взгляд на Мирона.
– Домой.
– Мама не обрадуется такому твоему виду.
– Мамы нет. – Он уже почти привык, что нет ни мамы, ни папы, почти перестал чувствовать вину за их смерть.
– А кто есть?
– Ба. Бабушка.
– Бабушка еще больше не обрадуется. – Савик Мусаилович кивнул в сторону неприметной двери. – Там раздевалка и умывальник. Иди приведи себя в порядок.
В раздевалке с двумя рядами выкрашенных ядовито-зеленой краской железных шкафов так сильно пахло потом, что у Мирона заслезились глаза. Он прошел к умывальнику, посмотрел на свое отражение в висящем над ним зеркалом и понял, что привести себя в порядок не получится. Нос распух и почти не дышал, один глаз заплыл, а бровь рассекала все еще кровоточащая рана. Куртка в грязи, джинсы порваны, и в дыру выглядывает разбитая в кровь коленка. Мирон криво усмехнулся своему отражению, решил, что не пропустит ни одной тренировки у Савика Мусаиловича, и принялся смывать с лица кровь и грязь.
И данное однажды самому себе слово Мирон сдержал. До самого поступления в институт он посещал все тренировки в клубе. Сначала ему было тяжело. Сначала у него ничего не получалось и было стыдно перед остальными пацанами. Эти пацаны были сильнее, ловчее и опытнее. Этим они походили на тех четверых. Но эти пацаны никогда не издевались над Мироном. Полгода Мирон мучился и считал себя слабаком, а потом у него вдруг начало получаться. И силы откуда-то взялись, и ловкость, и спортивная хитрость. И в планке он теперь стоял по несколько минут, и отжаться мог, играючи, и подтянуться на турнике. И на соревнования его Савик Мусаилович начал выставлять. Сначала на городские, потом уже и на областные. И до черного пояса он дорос к семнадцати годам. Дорос до черного пояса и понимания того, как сильно ему повезло, что пять лет назад он повстречал Харона и Савика Мусаиловича.
Харон тоже приходил в подвал тренироваться, но делал это тогда, когда в клубе не было никого, кроме Савика. Не любил общество, презирал зрителей. Мирон лишь однажды стал свидетелем этой тренировки. Они оба ему позволили остаться: и Савик Мусаилович, и Харон. Это было знаком наивысшего доверия, зачислением в когорту избранных. По крайней мере, Мирону тогда так показалось.
А еще ему преподали урок того, как вести бой без боя. В схватке Савика с Хароном не было и не могло быть победителя. Постороннему, непосвященному человеку вообще показалось бы, что нет никакого боя, что все это сплошная ерунда и бальные танцы. Про бальные танцы Мирону однажды сказал его одноклассник Женек Степушёнок.