Централийская трагедия. Книга первая. Осень 1961 - стр. 17

– Не стану скрывать, он производит не самое приятное впечатление.

– Не сердись на него и не делай поспешных умозаключений. Я понимаю. В самом деле, какое еще впечатление может производить этот угрюмый старик, если не отталкивающее? Но ты еще удивишься, какой обманчивой может быть внешность. Внутри этого немого, неопрятного старика таится кристально чистая душа, какой в нас с тобой уж не сыщешь.

– Он немой? – переспросил я удивленно. Это многое объясняло.

– Немой.

Я не нашелся что сказать в ответ. Мне стало стыдно за мои недавние слова, отпущенные в адрес старика, хотя меня по-прежнему одолевали сомнения по поводу «кристальной чистоты» его души.

– Ко мне обращаются как к миссис Фостер, как и положено обращаться к камеристке, – заметила женщина, – Но я никогда не была замужем. Я рано лишилась родителей и, будучи ребенком, попала в дом Дальберг–Актонов и всю жизнь провела в его застенках. Единственным мужчиной, которого я когда–либо любила был Гаргамель, этот самый старик. Мы росли с ним вместе, прислуживая семейству Дальберг–Актонов. В юности он был совсем другим, но тяжелая судьба оставила свой отпечаток.

– Расскажите?

– Расскажу. У нас еще будет время. А сейчас тебе нужно поесть и лечь спать. Завтра тебя ждет много новых знакомств.

Сестры

Соединенные Штаты Америки, штат Пенсильвания, Централия, Фаргейн-стрит, дом 49.

Сентябрь, 1961 г.

Первую ночь в доме Дальберг-Актонов, я спал крепко и без сновидений.

Я с аппетитом поужинал и, довольный и сытый, отправился в постель. В доме было хорошо натоплено. Я приоткрыл окно, и ночной сентябрьский воздух наполнил прохладой комнату. В легкой хлопковой пижаме отца я лег под теплое пуховое одеяло. Я так утомился с дороги, что едва моя голова коснулась подушки, я провалился в беспамятство. Тогда я еще не знал, что ночь в этом месте, когда меня не мучил бы жуткий кошмар, будет редкостью и большой удачей.

На утро я пробудился из-за гама, доносившегося, по всей видимости, с улицы. Когда я открыл глаза, я долго не мог прийти в себя и осознать, где нахожусь. Непривычная обстановка привела меня в замешательство. Но я весьма обрадовался, когда вспомнил, что проснулся не в нашей затхлой квартирке в Филадельфии, а в уютной и прилежно убранной комнате отца, в особняке Дальберг-Актонов.

Я глянул на стол и, увидев поднос, на котором стояли тарелка с холодной глазуньей, и чашка остывшего кофе, осознал, что проспал больше половины суток и пропустил завтрак. Я даже не слышал, как кто-то из прислуги принес его в комнату. Я посмотрел на механический будильник, что стоял на прикроватной тумбочке. Стрелки часов давно перевалили за полдень.