Центр жестокости и порока - стр. 19
– Что?.. Что это такое?.. Но как ты сумел… ведь я никакого разрешения не давала?
– Да? Разве? – счел нужным нахмуриться отвергнутый, обманутый муж. – А как же та генеральная доверенность, что мы оформили сразу же после покупки? – здесь он, попавший в «сети» хитросплетённой ловушки, просто торжествовал; да, он хоть в чем-то оказался на голову выше вероломной супруги, и, продолжая дальше, позволил себе уже победоносную мимику: – Поэтому я взял на себя смелость воспользоваться переданным мне исключительным правом и продал нашу машину, которую – если ты помнишь?! – я брал в кредит, пусть и потребительский, не оставивший в праве собственности следов, но… словом, по совести, я распорядился имуществом вполне справедливо, ведь иномарка заработана мной, а значит, и владеть ею могу, единственное, только лишь я. Ты в случившемся случае можешь подавать в суд, пробовать искать обманутую суровую правду; но, поверь, она все равно будет теперь на моей стороне, а тебе, ха-ха! ничего не «обломится».
Здесь вероломная женщина, в конце концов оказавшаяся недостаточно хитроумной, видимо поняв, что потерпела сокрушительное фиаско, схватила с пола нехитрые пожитки, собранные в объемную сумку, и, сопровождаемая верной подругой, готовой ради нее на любые гадости, и подлые, и лживые, выбежала прочь из собственной квартиры, на прощание в истерике крикнув:
– Будь ты проклят, «грязный скотина»! Без меня все равно пропадешь и как «вонючая псина» сдохнешь!
– С дома я никуда не съеду! – крикнул ей вслед отвергнутый, преданный муж. – Я здесь прописан.
На следующий день, встретившись с адвокатом и проконсультировавшись у него о сделке, совершенной без ее прямого веления, Лидия отчетливо, а главное, однозначно себе уяснила, что полюбившееся ей транспортное средство потеряно для нее навсегда. Но, сверх случившегося казуса, и совместное жилье вставало под огромным вопросом! И в последующем, хорошо зная, что в договоре дарения прописано четко поставленное условие «предоставить Аронову Павлу Борисовичу место жительства и постоянную регистрацию, без права лишать его оговоренных привилегий…», дающее ему возможность беспрепятственно пользоваться жилплощадью, она решила сменить выбранную тактику и действовать более или менее дружелюбно: мытьем и катаньем, приводя множество всяческих предлогов, она начала убеждать, что бывший супруг обязан освободить принадлежащую ей собственность добровольно – но он в поставленном несправедливом вопросе остался полностью непреклонен.
***
Так прошел месяц, затем и второй. Супруги Ароновы жили раздельно, но тем не менее, после всего с ними случившегося, умудрялись сохранять вполне дружелюбные отношения; молодая женщина даже пообещала, что немного подумает и – может быть даже! – вернется, простив бывшему мужу все его прегрешения, вольные или невольные, но все-таки «страшные», «жуткие». Как не покажется странным, но она до сих пор умело скрывала стороннюю любовную связь, справедливо рассудив, что необходимо вначале определиться с квартирой, а потом уже с «чистой совестью» дать Павлу, по ее выражению, «пинищем под зад». Вознамерившись коварными замыслами, Лидия продолжала встречаться с бывшим супругом, ходила с ним по ресторанам, кинотеатрам и позволяла беспрепятственно видеться с сыном; однако к своей своенравной особе (по ее своеобразному высказыванию, «до тела») отвергнутого мужа не подпускала, мастерски «подогревая» интригующий интерес. Вместе с тем она продолжала требовать освобождение квартиры и объясняла непонятное условие следующим, как она убеждала, вполне правдоподобным предлогом: «Ты съедешь, покажешь, что меня по-прежнему любишь, и тогда я – если увижу, что слова не расходятся с делом – разрешу тебе вернуться обратно, но жить в последующем мы будем по моим исключительным правилам – и на моих конкретных условиях».