Центр тяжести - стр. 26
Я рассказал Греку о причудах своего брата, о его «топографическом кретинизме» и полной беспомощности. И он теперь со мной бегал по этажам, даже спустился вниз, к выходу, и спросил у вахтера, но вахтер – старый лысый дядька, лицо которого выглядело так, словно бог начал лепить его из глины, но разочаровался в замысле и бросил на полпути, реально недоделанное лицо, я не шучу, какой-то черновик лица, – сказал лишь, что мимо него прошли десятки детей с синими рюкзаками, и он, видите ли, не обязан всех помнить.
Я как безумный носился по коридорам и кричал: «Егор! Егор!» – люди, едва завидев меня вдалеке, прижимались к стенам.
В какой-то момент на лестнице я столкнулся с двумя пацанами из театрального кружка. Они были в сценических костюмах – в сюртуках, цилиндрах, с тростями.
– Привет, – сказал один из них. – Мы проверили пятый этаж, его там нет.
Я замер на месте.
– Мы помогаем искать Шопена, – сказал второй. – Грек попросил нас.
Через минуту коридоры наполнились диккенсовскими персонажами – ребята из театрального кружка помогали искать моего брата. Но его нигде не было. Мы все собрались возле раздевалки на первом этаже. Мальчишки и девчонки стояли полукругом, облаченные в костюмы Викторианской эпохи. В любой другой ситуации я бы оценил иронию, но не сейчас.
Мы все беспокойно переглядывались. Я увидел Анну – и без слов понял, что тот странный младший брат, о котором она мне рассказывала, и есть Грек, и именно он попросил ее о помощи.
Она молча кивнула мне.
– Так, народ. – Парень в костюме мистера Микобера деловито хлопал в ладоши, пытаясь привлечь внимание, и жестикулировал, как регулировщик на оживленном перекрестке. – Шопен не мог уйти далеко. Школу мы прочесали, его тут нет. Надо прочесать улицу. Надо поделить территорию на квадраты.
– У Михи батя – милиционер, – тихо сказал мне Грек, кивнув на «мистера Микобера». – Он знает, как надо искать людей.
Я хотел что-то ответить, но почувствовал, что не могу выдавить ни слова – сердце жужжало внутри, билось о ребра, словно огромная муха об оконное стекло. Мы вышли на улицу, все это было похоже на дурацкий сон: персонажи Диккенса помогают мне искать моего потерявшегося брата. Дикость какая. Я даже слово придумал: диккенсть!
В тот вечер я впервые в жизни по-настоящему испугался. По-настоящему. Я не боялся наказания, нет, я боялся, что больше никогда не увижу Егора. Мама однажды рассказала мне, как цыгане крадут маленьких детей, гипнотизируют их, подсаживают на наркотики, превращают в рабов, выгоняют на улицу и заставляют попрошайничать. Иногда этих похищенных детей калечат, выкалывают им глаза или ломают ноги, чтобы они, эти маленькие инвалиды, вызывали больше жалости у прохожих и чтобы прохожие давали им больше милостыни. Я никогда особо не воспринимал всерьез мамины россказни, мне казалось, что у нее просто какие-то предрассудки против цыган и она выдумывает все это, чтобы запугать меня, чтобы я внимательней следил за мальком, но теперь, блуждая по тускло подсвеченным улицам Рассвета, я не мог выбросить жуткие образы из головы. Я закрывал глаза и мысленным взором видел, как огромный, жирный, волосатый цыган, обвешанный золотыми цепями, хватает моего брата за шкирку и тащит в свой старый, покрытый ржавчиной, как экземой, микроавтобус. В моем воображении похититель был похож на Кинг-Конга из мира хип-хопа, гигантское человечкоподобное чудовище. Такой вряд ли умел разговаривать.