Цена жизни - стр. 5
– Ты и не могла, деточка. Была война. Страшная. Кровавая. Великая Отечественная. Помнишь, мы про нее в книжке читали?
– А ты тогда уже родилась?
– Мне только исполнилось пятнадцать, а через два дня началось. Никто не предполагал, что немцы прорвутся так далеко вглубь страны. Очень надеялись, что их не пустят на юг. Не верили, что дойдут до Краснодара.
– А они дошли?
– Да. Мы с мамой и моим младшим братом Лёвой жили возле фабрики, в большом дворе, где квартиры, как маленькие домики, пристроены друг к другу. Мирно с соседями жили, одной семьей. На праздники столы посередь двора накрывали. У кого, что было – несли. И радости, и горести – все общее. За детьми малыми, опять же, кто-то один из соседей смотрел, пока другие работали. Жаль, огородов не было. Зато подвалы в каждом доме сухие, глубокие. В полный рост стоять можно. Двор у нас дружный был. И только один сосед вызывал страх и недоверие. За нашей стеной жил то ли немец, то ли литовец, с очень трудно произносимой фамилией. Звали его Карл-Густав. Как-то само к нему привязалось прозвище – Гусь.
Злата хихикнула и улыбнулась.
– Гусь? Как птица?
– Ну, да! Именно так мы его звали – Карл Гусь.
Тихий был, работал, правда, где никто не знал. Завсегда здоровался, спасибо – пожалуйста, вежливый очень. И аккуратист такой! Порядок у него перед дверью, чистота. Любо-дорого взглянуть! Со временем мы привыкли к нему. Но все же он особняком держался. С нами не застольничал, посиделок дворовых сторонился. Хотя, частенько что-то такое на стол приносил: то сало вареное с чесноком – вкусное, то колбасу. Откуда брал? А еще по праздникам детвору конфетами завсегда угощал. Дефицит был – страшный! А уж стояли они так дорого, что… Это сейчас в магазинах всего полно, а тогда мы этого ничего не знали. А он принесет, поровну на всех поделит. Если лишнее оставалось, ножиком перочинным порежет и в довесок каждому к целой конфете. Никого не обделял. Свыклись мы с ним. Ну, а когда война началась, все переменилось. И отношение к нему, да и он сам тоже другим стал. Угрюмый ходил, нелюдимый. Наши-то его не обижали. Все же плохого он ничего не сделал. А жильцы соседних дворов доносы регулярно писали. Воронок часто появлялся. Приедут, документы проверят, поговорят, и восвояси. Пару раз забирали. Но он возвращался. Все сносил. Лишь мрачнее становился. И так мало с кем говорил, а то вообще в себе замкнулся. А тут как-то раз летом, это уже 42-ой год шел, пришел к маме:
– Дина! Я Симу и Лёву с собой возьму. За город на поля поедем.
Уж не знаю, о чем они там шептались в кухне, но мама слова ему не сказала. Собрала в платок кусок хлеба, да пару картошек в мундирах и отпустила. А уже вечером мы горох лущили на просушку. С тех пор Карл часто нас с собой брал. Мы с Лёвой, да другие ребятишки, выезжали на стареньком фанерном грузовике далеко, на брошенные поля. Собирали колоски, горох, кукурузу, картошку. В саду – яблоки. За два летних месяца мы изрядно пополнили запасы продуктов. Помню, мама как-то хотела с соседкой бабой Нюрой поделиться. Дружны они были. Так Карл запретил. Мы еще с братом удивлялись, чего она слушается? Но с каждым днем поездки становились опаснее и страшнее. Все ближе враг подбирался к нашим краям, все чаще рвались фашистские снаряды на улицах.