Цена страсти - стр. 9

Во всяком случае, для меня это было сродни некому священнодействию, когда отдаёшь кому-то всю себя, без остатка, без сожаления. Для меня это был акт доверия и полного единения. Для меня это было важно и ценно, а он: трахал… раздвинет ноги по свистку...

После этих его слов, которые до сих пор рефреном звучали в ушах, я чувствовала себя растоптанной и грязной. И это невыносимо больно. Я услышала собственный сдавленный всхлип и крепче зажала рот. Задышала шумно, тяжело, пытаясь побороть подступавшие рыдания.

Сверху раздались голоса и топот.

– За что люблю свадьбы – там куча жратвы и куча пьяных тёлок, – сказал тот, кого Миша называл Ромычем.

– Ага, выбирай любую, – поддакнул Миша.

Я затаилась, вжалась в самый угол. Вот же я дура! Надо было бежать отсюда прочь, куда подальше! Да хоть ползком ползти. Зачем я тут засела? А если они меня увидят?

По счастью, на лестнице было темно, только на этажах горел свет, но его полосы тускло освещали лишь ближайшие ступени. Может, они меня не заметят? Хоть бы!

– Тебе-то какая любая, Мишган? У тебя там Машка. Изждалась уж, наверное.

– А я её сейчас отправлю. Пусть домой валит, – Миша прошёл совсем рядом, меня обдало запахами табака и парфюма. – Я что, дурак – такой шанс упускать? Столько доступных тёлочек.

Я как будто превратилась в камень, холодный и мёртвый.

– А Машка никуда не денется, – донеслось снизу.

Он меня не заметил. Никто из них меня не заметил.

Так странно, рыдать мне больше не хотелось, как будто внутри внезапно наступил штиль. Но это был не штиль, просто там всё умерло. Я ничего не чувствовала больше – ни стыда, ни обиды, ни боли. Я словно впала в анабиоз. Окаменела и осыпалась в сухое крошево, в пыль…

Как теперь жить дальше? Как мне всё это вынести?

6. 6

Я не сразу сообразила, что надо мной кто-то возвышается. Насилу подняла голову, взглянула вверх. Глаза уже привыкли к темноте, и я сразу различила мужской силуэт, белеющую рубашку, пристальный взгляд. Но последнее я вполне могла и додумать сама.

Анабиоз продолжал действовать – на этот раз я не почувствовала ни смущения, ни жара, ни трепета, даже несмотря на то, что он… (ах да, Олег, вспомнила я) стоял так близко.

– Тебе плохо? – спросил он.

Я промолчала. Губы занемели, язык одеревенел. Да и это «плохо» – какое оно слабое и блёклое. Оно даже вполовину не выражало то, что я действительно чувствовала.

Не дождавшись ответа, он вздохнул и присел напротив меня на корточки.

– Ну, что случилось? Говори, – без стеснения он взял мою руку и легонько сжал.

Я покачала головой.

– Обидел кто-то? Или тошнит?