Цена развода - стр. 12

Мужики рванули в дом. Кто-то закашлялся, кто-то начал громко материться, но степень озверения росла с каждой минутой.

Мы с Ленкой сжали свои булочки, ожидая люлей. Тут уж слёзы сами полились. А они, как известно, главное женское оружие.

Первым выскочил Гундерсон. Только открыл варежку, чтобы послать нас по матери, но увидел плачущие мордочки и притормозил:

- Девки, это… Не ревите... Вы, дурёхи, трубу не открыли, вот дым и валил в дом. Там надо было вьюшку открыть и заслонку вынуть.

За ним показался Назаров:

- Б..ть, дуры косорукие, вас где таких родили, что вы печки топить не умеете?

Прикинулись ветошью:

- Толик, зря ты ругаешься. Я вот в интернате жила с десяти лет, там было центральное отопление. А дома печки с задвижками – их просто надо на себя потянуть.

Томилина добавила:

- У нас тоже печка нормальная дома.

Верещагин вышел на крыльцо, вытер рукавом пот со лба и постановил:

- Ладно. По очереди один человек будет с вами на хозяйстве оставаться, пока вы тут всё не спалили.

Мы переглянулись с Ленкой: такой вариант нас абсолютно не устраивал. Ещё надзирателя не хватало!

Хмурые мужики потянулись к рукомойнику и в столовую. Кто-то выносил сумки с вещами и развешивал их на забор, чтобы проветрить. Увидев расхристанное, местами скукоженное и полинявшее бельё, парни потеряли дар речи.

Вася Ряхин с трудом узнал свою белую футболку. В чёрно-сине-красных разводах она смотрелась жутковато:

- Ёк-макарёк, новая футболка!..

Томилина заломила руки:

- Вась, ну я же не знала, что её отдельно надо стирать. Да и корыто там одно для белья…

Парни поняли всю глубину задницы, в которую их запихнула жизнь и родной институт. Три таких бабы на хозяйстве ­– как обезьяны со связкой гранат: не знаешь, где в следующий раз рванёт.

Петрович отрезал:

- Всё! Больше не стираете и не топите! Ваше дело – мыть полы и готовить! И смотрите, если от супа будет половыми тряпками пахнуть, пойдёте на поле картошку собирать!

Мы с Томилиной дружно закивали аки болванчики:

«Ура! На поле! Будет! Обязательно будет тряпичная приправа!»

Но вслух, конечно, свои мысли не высказали. Всё-таки инстинкт самосохранения у нас имелся.

В столовой стояла гробовая тишина. Мы скромно примостились с краешка и клевали макарошки. Парни бросали на нас злые и разочарованные взгляды. Сажу с мордочек не смывали: так жалостливее выглядим. Истомина крутилась у плиты, тоже с подозрением на нас косясь.

Вот чувствовали мужики, что мы их дурим, а доказать не могли…

Возвращаясь на поле, староста дал наказ:

- Печки – не трогать! Полы – не мыть! Баню – не топить!