Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - стр. 160

Из-за ссылок на археологию и антропологию, которые Дарре любил давать в своих рассуждениях, те неизбежно представляются нам проявлениями причудливого атавизма. Но вместо того чтобы считать Дарре идеологом-ретроградом, было бы поучительнее относиться к нему как к аграрному фундаменталисту, крайне критически относившемуся к настоящему, но мечтавшему не о полном отступлении к условиям отсталости, существовавшим до 1800 г., а о возрождении, о ренессансе[504]. Мыслители-народники межвоенного периода сознательно отмежевывались как от романтизма XIX в. с одной стороны, так и от фаталистического пессимизма, ставшего популярным благодаря бестселлеру Шпенглера «Закат Европы», – с другой. При попытке прочесть книги Дарре невозможно избежать впечатления, что их автор был убежден в полном соответствии между принципами Blut und Boden («крови и почвы») и последними результатами исторических, антропологических и биологических исследований. Расизм Дарре, по крайней мере в своей «методологии», основывался не на слепых предрассудках, а якобы на систематическом изучении вечных, надысторических свойств конкретных рас и культур[505]. Особенно непрактичный, архаический оттенок идеям Дарре придает его неспособность более четко объяснить, каким образом «вечные качества германской расы», определяемые их археологическими и биологическими корнями, были связаны с историческим процессом модернизации, оказывавшим такое преобразующее влияние на германское общество с начала XIX в. Именно это неумение дать убедительное историческое описание модернизации и создает впечатление, что Дарре надеялся осуществить полномасштабное возвращение в прошлое. Но по сути этот характерный провал в его мышлении не имел практически никаких последствий в плане практической политики. Внеисторические или надысторические идеи Дарре представляли собой лишь одно из течений нацистского аграризма. Эстафету у Дарре принял его ближайший подручный, опытный агроном и статс-секретарь в Министерстве сельского хозяйства Герберт Бакке (1896–1947).

Бакке имеет репутацию «энергичного», «аполитичного» технократа наподобие Альберта Шпеера[506]. В этом качестве он играет роль антипода Вальтера Дарре, оттеняющего его черты. На самом же деле Бакке был не меньшим идеологом нацизма, чем Дарре или даже сам Генрих Гиммлер[507]. «Натиск на восток» (Drang nach Osten) был частью биографии Бакке, родившегося в грузинском городе Батуми в семье немецкого предпринимателя и его жены, происходившей из вюртембергской крестьянской семьи, переселившейся в Россию в начале XIX в. Его семья пострадала от революции 1905 г., а в 1914 г. Бакке был интернирован на Урале. Глубоко разочарованный, он в 1918 г. добрался до Германии, где пытался завершить образование и помогать родным, оказавшимся в крайне тяжелых обстоятельствах. В 1922 г. Бакке вступил в Нацистскую партию, получив членский билет № 22766, и даже в эти ранние годы обращал на себя внимание своей зацикленностью на расовом вопросе. После бездействия в 1920-х гг. Бакке в 1931 г. возобновил активную работу в партии и в 1932 г. при содействии Дарре был избран в Прусский парламент. Как мы увидим ниже, в 1940-е гг. Бакке сотрудничал с Гиммлером при осуществлении геноцида в грандиозных масштабах. Различие между Дарре и Бакке заключалось не в разной степени их приверженности идеологии, а в том, как они представляли себе историческую миссию национал-социализма. Бакке с его традиционными представлениями об истории как последовательности этапов служил связующим звеном между «вечными истинами» Дарре и исторической реальностью начала XX в.