Цена измены - стр. 47
Он зажмурился – видеть себя не мог.
Инна ждала его на кухне. Стол накрыла, откуда-то достала свечи. И уже разлила в бокалы вино.
– Садись, что стоишь? – с улыбкой сказала она.
А у него ноги словно к полу приросли.
– Инн, я должен тебе что-то сказать. Я… вчера был с другой… женщиной.
Инна еще по инерции улыбалась какое-то время, и было страшно наблюдать, как она постепенно осознает его слова, как меняется ее лицо, словно превращаясь в мертвый камень.
Инна встала из-за стола, подошла к окну. Бесконечно долго молчала. И Дементьев не мог себя заставить подойти к ней. Даже не потому, что боялся или стыдился, хотя и это тоже. Но тут он чувствовал – Инна в одно мгновение стала чужой. И недостижимо далекой. Будто между ними разверзлась пропасть.
Инна не устраивала ему сцен и истерик, ни в чем не обвиняла, лишь спросила, кто она. А потом потребовала уйти.
***
С того проклятого вечера прошёл почти месяц. Почти месяц они живут порознь. Хотя какой там живут?
Дементьев, скорее, существовал по привычке, на автомате. Спал, ел, работал. И так по кругу, день за днем.
Диану по его просьбе главный перевел в другой отдел. Хоть Дементьев и понимал, что виноват лишь он, но не мог находиться с ней в одном кабинете. Смотрел на неё – а видел закаменевшее лицо жены. Он был готов сам уволиться, но увяз в незаконченных делах по горло.
Диана возмущалась, потом плакала, просила, обещала.
– Я не могу тебя видеть, извини, – процедил он.
Им все равно, конечно, приходилось временами пересекаться по работе, но хоть не каждый день.
***
Первые дни, когда он только ушёл, и то было легче. Тогда его терзали вина и стыд перед Инной, перед Митькой, даже перед чертовой Аллой Арнольдовной.
На мнение тёщи ему, конечно, по большому счету плевать, но ведь получилось так, что она оказалась права, когда говорила, что Инна ещё горько раскается, что «связалась со своим вахлаком».
И вообще, всё получалось как будто зря… Все эти годы Дементьев из кожи вон лез, чтобы доказать, наверное, даже больше самому себе, что достоин, что эта старая карга ошибается, и что его Инна никогда не пожалеет о своем выборе.
Уже не его…
Поначалу он ещё на что-то надеялся. Первые полмесяца каждый день приходил после работы, а в выходные – заявлялся то к обеду, а то и с утра. Говорил, что к детям – уж этого Инна не могла ему запретить. Но любую его попытку хотя бы поговорить с ней, объясниться, покаяться, пресекала сразу: «Не хочу ничего знать. Не унижай меня хотя бы этими подробностями».
В девять вечера, после того как Митька засыпал, произносила сухо и холодно: «Тебе пора».