Цена империи. Чистилище - стр. 15
Полковников
Что я ненавижу больше всего? Неожиданности! А сегодня, чувствую, всё поперло, как из мешка! Какого этот поц застрял? Что он там делает? Почему не мчится прыжками на стоянку? Опять с девочками у лифта расшаркивается, петух гамбургский![11] А, вот, идёт! Важный такой, никуда не спешит, а что, ему, цельному психологу, спешить не с руки. Таки поц, как говорят в Одессе, в городе, где я родился и откуда меня призывали. Нет, чашу моего личного терпения он сегодня испил до дна. Овчина занёс кофе по-научному: заваренный в стеклянной пробирке над спиртовкой. Кто бы что ни говорил, а вкуснее напитка не найти! Овчина – старший лейтенант Виталий Аркадьевич Овчинников, он на должности секретарской, секретчик, вообще-то. Но если его вежливо попросить, может шефа и побаловать. Взял чашку и снова подошёл к окну, что-то щемит меня в последнее время. Кофей такой, как я люблю – в меру горчинка, в меру кислинка. Не слишком крепкий, но и не моча буриданова осла[12]. А тут смотрю – калитка открывается. Они там что, так быстро закончили беседу? Вот тут меня и посетило предчувствие чего-то нехорошего. Так и есть! Несется Мариночка, в кресле безвольная тушка академика с кислородной маской на лице, вот это да, никогда я еще так не желал, чтобы девочка наша бежала как можно быстрее! Ясно – они в реанимацию, а если… Нажимаю кнопку на селекторе.
– Группа переноса! Готовность! Пять минут! Пять я сказал! И ни секундой больше!
Бросаю всё, несусь в операционный блок. Он с реанимационным совмещен. А тут… Где Шахрай? Где Крашенинников? Где тут все? В блоке один только Лёня Головоножко. Парень-то он толковый, но какой-то сумбурный, нет, точнее, непрушный! Вот! Лёнчик носится между мониторами и рабочими местами, щёлкает тумблерами. Он что, один хочет все три места закрыть? Тоже мне Александр Матросов! Грудью на три амбразуры! Занимаю место выпускающего. Ну, тут я с тремя кнопками управлюсь.
– Николай Степанович, Миша уехал новую аппаратуру принимать. Там без него никак – приказ Главного. А Валик убежал в медпункт, он съел утром что-то несвежее, с двух нулей не вылезает.
Нет слов, одни междометия! Михаил Шахрай у нас на двух должностях: старший операционной смены, да еще и консультант по железу. И вот он, смещение со совмещением! Аукнулось! Валентин Крашенинников – оператор системы запуска. Весит сто сорок. Жрёт всё, что похоже на еду. Но в своём деле виртуоз. Травится третий раз за год. Отстранить и в клинику, подлечиться? Давно пора, руки не доходят, да и заменить пока некем. Вот и получается, что у меня тут только оператор системы контроля и слежения ветвей мирового дерева, Лёнчик Головоножко. Они у нас, конечно, универсалы, но как он справится с двумя функциями? Я тут подстрахую… Лучше бы я этого не делал! Получилось всё как-то глупо и спонтанно. Старика втаскивают в реанимационную, что-то вводят, ставят капельницу, и наши эскулапы вовсю над ним колдуют, но недолго. Алексей Натанович мне показывает два пальца, значит, не более двух минут у меня в распоряжении. Я нажимаю на кнопку активации системы переброса, не обращая внимания на бурчание Головоножки, что аппаратура, мол, не вышла на рабочий режим! Нетути времени! Такого кадра теряем! Включаю сирену. Реаниматоры втаскивают тело академика на мишень переноса и убегают прыжками. Это они делают правильно. Герметизация! 32 секунды нах! Губы пересохли… Смотрю, что Лёнчик бледнеет на глазах. Еще двадцать секунд. Я давлю на кнопку запуска… Краем глаза вижу, как выкатываются глазки из орбит у Головоногого, бля, что это такое происходит? Падение энергии? Включается аварийный блок – дает подкачку…