Цементный сад - стр. 10
– Тогда я вернусь, – сказал я и остановился.
Джули пожала плечами и нетерпеливо махнула рукой, показывая, что ждать меня не будет.
На обратном пути я встретил Сью. Она шла, уткнувшись в книгу, школьный рюкзачок аккуратно висел за спиной. Чуть поодаль шагал Том. По лицу его было видно, что из дому он вышел обиженным.
Со Сью мне было легче. Она на два года меня моложе, и если у нее и были свои секреты, меня они не пугали. Однажды я увидел у нее в спальне лосьон для выведения веснушек. Лицо у Сью было вытянутое, с тонкими чертами, прямые волосы, высокий лоб, бесцветные губы, небольшие, как будто вечно усталые глаза в окружении бледных, почти невидимых ресниц. Порой она в самом деле напоминала девочку-инопланетянку. Мы не остановились, но, когда я проходил мимо, Сью подняла глаза от книги и сказала:
– Ты опоздаешь.
– Забыл кое-что, – пробормотал я.
Том, погруженный в собственные мрачные мысли, меня не заметил. Сообразив, что Сью взяла его с собой, чтобы избавить маму от необходимости вести его в школу, я почувствовал себя виноватым и зашагал быстрее.
Обойдя дом, я увидел в окне кухни мать. Окруженная четырьмя пустыми стульями, она сидела за столом, заставленным грязной посудой. Прямо перед ней стояла моя нетронутая тарелка с овсянкой. Одна рука лежала на коленях, другой она оперлась о стол так, словно хотела положить на нее голову, да забыла. Рядом с рукой – плоская черная коробочка с таблетками. В лице ее смешались черты Джули и Сью. Гладкая кожа, высокие скулы. Каждое утро она рисовала у себя на губах идеальную дугу ярко-красного цвета. Но глаза ее, утопленные в темной, испещренной морщинками коже, запали так глубоко, что, казалось, она смотрит на мир из какого-то темного колодца. Густые темные кудрявые волосы она стягивала в узел на затылке. Иногда по утрам я находил в унитазе прядь ее волос и всегда смывал ее, прежде чем сделать свои дела. Вот она встала и, повернувшись ко мне спиной, принялась убирать со стола.
Однажды, когда мне было восемь лет, я прогулял школу, прикинувшись больным. Мать не стала меня разоблачать. Она переодела меня в пижаму, уложила на диван в гостиной и укрыла одеялом. Мать прекрасно понимала, что я хочу побыть с ней наедине, пока отца и сестер нет дома. Может быть, ей и самой было одиноко. Я пролежал в постели до вечера, наблюдая за тем, как она делает разные домашние дела, а когда она выходила из гостиной, внимательно слушал. Меня поразил очевидный факт ее независимого существования. Она продолжала жить, даже когда я уходил в школу. Что-то делала. Вообще все было так, как обычно бывает без меня. Это меня поразило, но тогда в этом осознании не было боли. Теперь же, когда я увидел, как она, согнувшись, сметает яичную скорлупу со стола в мусорное ведро, та же простая мысль принесла с собой страх в невыносимом сочетании с чувством вины. Она – не моя выдумка, с которой можно поиграть и бросить.