Целую, твой Франкенштейн. История одной любви - стр. 8
Шелли молча смежил веки. Я взглянула в окно: тучи рассеялись, посреди черного неба светил яркий фонарь луны.
– «Какая сущность твоего сложенья? Тьмы чуждых образов живут в тебе», – задумчиво процитировала я.
– Шекспир. «Сонет 54», – сонно отозвался Шелли.
– Точнее, «Сонет 53», – поправила я.
Мы еще какое-то время смотрели на редкие облака, которые неслись по небу, словно в погоне за луной. «У всех одно лишь тени отраженье, а ты один вмещаешь все в себе». Для влюбленных глаз все в мире вторит чертам любимого лица. И в то же время любимые черты несут на себе отпечаток всего мира. В ночной тишине было слышно, как в соседней комнате Байрон предается любовным утехам с Клер.
Ясная ночь с луной и звездами! После долгих ненастных дней мы так изголодались по этому зрелищу, что теперь оно казалось особенно прекрасным. Лунный свет падал на лицо мужа. Как бледен Шелли!
– Признайся, ты веришь в привидения? – тихо спросила я.
– Верю. Ибо тело не властно над душой. Смелость, благородство и даже чувство ненависти – словом, все, что делает наш мир таким, каков он есть, – качества духовные, а не физические.
– А если бы мертвеца удалось оживить с помощью гальванизма или другого, пока неизвестного метода, душа вернулась бы в тело? – спросила я, обдумав слова мужа.
– Вряд ли. Тело несовершенно и подвержено тлену. Но человеческая сущность не заключена в теле. Душа не вернется в разрушенный дом.
– Как бы я любила тебя, мой дорогой, если бы у тебя не было тела?
– Значит, ты любишь только мое тело?
Что мне ответить? Как признаться, что часто смотрю на него спящего, пока разум его отдыхает, а губы сомкнуты в молчании? Как сказать, что целую именно это тело, которое обожаю?
– Я люблю тебя целиком, – наконец, вымолвила я.
Приподнявшись на влажных простынях, Шелли обнял меня и стал укачивать, словно дитя.
– Когда мое тело заберет смерть, и душа с ним расстанется, я бы хотел, чтобы она переселилась в камень или в ручей, или облако. Моя душа бессмертна, иначе и быть не может.
– Бессмертна твоя поэзия, – отозвалась я.
– Вероятно. Но я говорю о большем. Неужели я умру? В голове не укладывается. И тем не менее, однажды я умру.
Какой он теплый в моих руках. Как далек от смерти.
– Кстати, ты придумала рассказ? – спросил Шелли.
– Вот так сразу в голову ничего не приходит, да и воображения не хватает.
– История о мертвеце или об ожившем трупе? О призраке или вампире? Что бы ты выбрала?
– А что кажется тебе страшнее?
Шелли помолчал, а затем повернулся ко мне. Наши глаза были так близко, что, казалось, мы вот-вот сольемся воедино.