Целительница из Костиндора - стр. 22

На ночь я снова подперла дверь сундуком. На окнах задернула занавески. Зачем-то прошлась по всему дому, заглянула в каждый угол, убеждаясь, что никто здесь не прячется, чтобы среди ночи меня убить.

На бабушкину кровать принесла свой матрас, одеяло и подушку. В чистой сорочке забралась в постель. Рука сама собой дотянулась до сундука и вытащила из него топор. Топор скрылся под одеялом.

Я прижимала его к себе как единственного дорогого друга. Теперь только он способен меня защитить.

Я уже проваливалась в сон, когда с улицы донесся крик.

– Клавка! – орала женщина, всхлипывая. – Клава, открой!

Незваная гостья била в дверь чем-то тяжелым. Потом кинулась к окнам и принялась стучать в каждое из них. Стекла отозвались оглушающим звоном.

– Помоги, Клавдия!

Я накрыла голову подушкой, чтобы не слышать ее. Сердце забилось чуть быстрее, скорее от раздражения, чем от волнения.

– Мишка умирает! – во весь голос крикнула женщина и заревела с пущей силой.

Я сбросила одеяло, оставила топор на сундуке и кинулась к двери. Не раздумывала ни мгновения.

Мишка, двухлетний мальчуган, рожденный недоношенным и слабым, нуждался в помощи почти всегда. Он все время хватал то одно заболевание, то другое. Чем бы ни болели деревенские, Мишка тут же подхватывал то же самое. Его родители, Глафира и Гриша, были единственными в деревне, кто тщательно скрывал ненависть к моей бабуле – только потому, что иначе лишились бы долгожданного сына. Меня они предпочитали вовсе не замечать, но сегодня им придется смириться с тем, что их ребенка буду лечить я.

– Бабушка приболела и спит. – Я высунулась на улицу, сдвинула дверь в сторону. Порыв ветра швырнул в дом горсть дождевых капель. – Заходите, скорее!

Георгий держал на руках завернутого в одеяло Мишку, а Глафира бегала вдоль завалинки, пока не услышала меня.

Гриша и Глафира переглянулись, и, когда Георгий ступил на крыльцо, жена придержала его за рукав, покачав головой.

Я скрипнула зубами. Боролась с желанием сдвинуть дверь к проему и снова лечь спать – если я так сделаю, то Мишка до утра не доживет.

– Да заходите, черт бы вас побрал! – крикнула я, и в то же мгновение небеса разразились грохотом грома.

Сверкнула молния, осветив собравшихся перед моим домом: Глафира, зареванная до красного носа, Георгий с синяками под глазами от усталости.

– Буди бабку, – зло попросила Глафира, и они с мужем вошли в дом.

– Ей нездоровится, – бросила я через плечо, направляясь к столу. Как вечером сложила на него остатки снадобий и трав, так и не убирала. – Мишку раздеть, на топчан уложить. Вы оба, если не хотите лишиться единственного сына, будете молчать. Не подсказывать, под руки не лезть, вопросы не задавать.