Цеховик. Книга 3. Вершина мира - стр. 36
В кабинете, прокопчённом предыдущим владельцем, стоит тяжёлый запах пепельницы. Это, думаю, приговор. Смрад после табачного капитана, полагаю, уже никогда не выветрится, хоть заремонтируйся и запроветривайся. Форточка, кстати открыта.
Лейтёха ещё пацан, конечно. Ну, в смысле, если взирать с вершины полтоса.
– А где Анатолий Семёнович? – спрашиваю я, когда мы усаживаемся за стол и оставляем позади все формальности.
– Не знаю, – отвечает Суходоев, – обратитесь в отдел кадров.
Весь такой правильный, всё делает демонстративно по букве закона. Волосики тоненькие светленькие прилизаны, усики пшеничные топорщатся, глазки-бусинки сверкают… Мышь белая. В греческом зале, в греческом зале, ах, Аполлон, ах Аполлон… Спасибо Аркадий Исаакович, за афоризмы на все времена. Вернее, Жванецкий, в данном случае, если не путаю.
Он ведь жив ещё, Райкин то есть. И по телеку время от времени мелькает ещё, а по радио – само собой. Хотя, если быть честным, могу сообщить, что всегда в шутках его чувствовалась какая-то горечь, чтобы не сказать депресуха… Ладно, про Райкина потом.
– И вот какие любопытные документы находятся в этой папке, – говорит Суходоев. – Оказывается есть показания, почему-то не приобщённые к делу, в которых говорится, что Джагиров был без оружия, когда вы на него напали.
– Чего? – хмурится отец. – Мы напали? Да мне кусок тела вырезали. Мы напали? Ты, старлей, о**ел совсем? Ты чего несёшь-то!
– Суходоев бледнеет, но держит себя в руках.
– Вы, Андрей Прокофьевич, не кипятитесь, пожалуйста. Я вас прекрасно понимаю и сочувствую вам, но закон есть закон. Вы, как человек военный, это должны понимать. Мы во всём разберёмся, не беспокойтесь.
Я смотрю на отца с одобрением. Спокойный-спокойный, но если его разозлить, мало не покажется. Правильно, батя.
– Раз не приобщены к делу, значит взяты с нарушениями либо вообще подложные, – заявляю я. – Сфабрикованы с целью давления на потерпевшего. Это и ежу понятно, старлей. Если это всё, подписывай пропуск, нам в полк пора возвращаться.
– Порошу вас, гражданин Брагин, – говорит он мне, – вести себя прилично. Не заставляйте применять предусмотренные в таких случаях меры.
Да твою ж за ногу.
– А вот здесь имеется протокол опознания…
Если это месть, не за персону Троекурова, а за сам факт, за позор и удар по авторитету органов, то версии, казавшиеся раньше смешными, теперь будут использованы и раскручены на всю катушку. Ещё и Киргиза приплетут с его пушкой. Тоже поди записал, что я сообщил… Ну что за козёл этот Артюшкин. Нахера он оставил эти бумажки? Тварь неблагодарная. Знаю я таких, как он. Знаю.