Цефеиды. Кассиопея - стр. 12
– И поэтому меня позвал?
– Кто-то еще должен это увидеть.
Тэён вертит в руках кружку, на дне которой болтаются остатки имбирного чая, и начинает хмуриться сам. Ломает брови свои до острых углов и молчит задумчиво.
– Я тебе верю, – говорит уверенно спустя минуту и допивает чай одним глотком.
– Ты над этим так долго думал?
– Нет, – Тэён подпирает лицо рукой; его взгляд начинает блуждать по кухне, – над тем, где я спать буду, потому что я не Чонхо и в кровати вместе с тобой не помещусь.
– Боже, – начинает хрипло смеяться Мингю. Даже легче как-то становится.
Через час Тэён уходит в кофейню по соседству и возвращается с двумя огромными стаканами американо, которые они пьют целую вечность. Тэён безбожно клюет носом даже после изрядной дозы кофеина, а в одиннадцать все-таки вырубается полусидя на кровати Мингю, который чуть не пинает с досады его свешенные ноги. Удерживается, конечно, – знает, что тот устал. Знает, поэтому осторожно забирает из его рук пустой стакан из-под кофе и поднимает его ноги, укладывая их на кровать. Тэён мгновенно разворачивается лицом к стене и просовывает между щекой и подушкой сложенные ладони.
Мингю садится в компьютерное кресло и крутится в нем, пока не начинает кружиться голова. В ушах гудит, тело гудит, весь мир гудит, и так нестерпимо хочется послать все к черту, что Мингю замирает невольно вместе с креслом и вглядывается в потолок, за мысль эту хватаясь обеими руками. Сминает пальцами, пытается слепить нечто новое, но быстро сдается. Глядит на спящего Тэёна, включенный компьютер с открытой вкладкой вакансий. Закрывает глаза.
И открывает их в следующий раз черт знает спустя сколько времени. За окном опять шумит проклятый дождь, Тэён развалился на кровати подобно Чонхо и свесил вниз одну ногу, а Мингю таращится на настенные часы, которые показывают начало второго ночи. Воздух в комнате электризуется, будто гроза бушует не снаружи, а прямо в этой комнате, и Мингю шумно вздыхает, принюхиваясь. Сезон дождей не хочет отпускать столицу, пронзая водяными каплями-стрелами каждый клочок города.
И клочок чьего-то сердца – все, что от него осталось.
Мингю подходит к окну и проверяет, закрыто ли оно. Задергивает шторы плотнее, хлопает по ним руками, словно это как-то может помочь выстроить более прочную стену между ним и шумом беснующего ливня.
И застывает, слыша характерный щелчок минутной стрелки часов.
Он оборачивается, глядит на настенные часы, показывающие час тринадцать ночи, и медлит. Не хочет переводить взгляд на зеркало. Не хочет отвечать на взгляд