Царские сокровища, или Любовь безумная - стр. 28
Джунковский невозмутимо произнес:
– Но могут назвать предателем.
Джунковский ждал взрыва, крика, извержения вулкана, ареста, Петропавловской крепости. Но вместо этого Керенский открыл глаза, поскоблил гладко выбритый подбородок и спокойным, даже веселым голосом произнес:
– На днище большого корабля всегда налипает всяческая мерзость. Вижу, вы Россию любите. Мне поэт Александр Блок подарил автограф своего стихотворения «Россия». Почерк у поэта каллиграфический, вдохновенный, как он сам. Желаете послушать? – И, жестикулируя свободной от болезни рукой, хорошо поставленным голосом на память прочитал:
Замечательно, не правда ли? Это по моей рекомендации Блока привлекли к работе следственной комиссии. Пусть подкормится, ему приличное жалованье положили, на авто домой отвозят, когда судьи не ездят.
– Точно – слезы, – вежливо согласился Джунковский.
– Вообще, я влюблен в поэзию Блока, – с пафосом произнес Керенский. – Блок – это Пушкин наших дней. Послушайте, мой друг, еще четыре строки. – Встал в позу, протянул к люстре руку:
Ну как, вдохновенно? – И Керенский снова воздел руку к потолку.
Джунковский подумал: «Меня вызвали из армии, кажется, для того, чтобы я слушал декламацию!» Но подавил гнев, сменил его на хитрость стратега. Мягко произнес:
– Блок – поэт замечательный, но мы немного отвлеклись от главной темы. Солдаты понимают, что вы, Александр Федорович, только что стали военным министром и ничего не могли успеть изменить. Но теперь надо ждать ваших мудрых решений. Так, к примеру, считает известный вам граф Соколов-младший, которого я недавно встретил. Он вообще в восторге от вас.
Керенский с важностью кивнул:
– Да, конечно, у меня как у политика немало, э, поклонников и поклонниц. Но я человек не честолюбивый. Больше меня тревожит то, что сейчас вам, э, героям фронта, очень трудно. Но скоро станет легче. – И он вновь впал в экстаз, заговорил словно в горячечном бреду: – Да-с, очень скоро вам станет намного легче. Не все понимают своих стратегов. Наполеона поначалу тоже не понимали. Над Суворовым смеялись. Я все просчитал! И вопреки мнению скептиков, войну, сударь мой, будем продолжать до полной победы. Я решил играть ва-банк. – Оглянулся, словно кто-то мог подслушивать, подался туловищем вперед, выбросил вверх руку. – Открою военную тайну. Только обещайте – никому ни-ни!
Джунковский в ответ лишь что-то хмыкнул. Керенский перешел на заговорщицкий тон: