Царская тень - стр. 61
Хирут идет в ту сторону, куда ушли Берхе и кухарка, и вскоре видит их – они сидят на большом камне спиной к ней. Они сидят, наклонившись друг к другу, рука кухарки все еще в его руке, они тихо разговаривают. Хирут откашливается и окликает их, но они делают вид, что не слышат. Она стоит сама по себе, смотрит на их силуэты, одинокая и смущенная. Потом она отправляется на поиски других в лагере.
Хор
Они тащили кухарку за волосы вниз по грунтовой дороге. Вот все, что она позволит нам сказать: они тащили ее за волосы, а юная Астер рыдала, стояла на коленях и умоляла отца перестать, пожалуйста, перестать, она не виновата, это была моя идея, пожалуйста, прекрати. Мы можем добавить вот что: кухарку тащили за волосы по дороге ночью за то, что она слушала отчаянные речи молоденькой девушки, она понимала ее, она знала, что это такое, когда тебя уводят из дома в другую семью и заставляют жить там. Она знала, какая это медленная смерть, и хотя юная Астер была дочерью человека, который забрал кухарку из ее дома и потребовал от нее известных услуг, она вызвалась помочь Астер бежать от брака, на который та была обречена с самого детства, она собиралась увести Астер далеко от этого места. Туда, где они обе будут свободны.
Но кухарка не понимала, что, когда проступок совершают двое, наказывают нередко только одного, и нередко это тот, кто падает на землю на этой дороге, залитой светом печальной луны, и отвечает за все перед яростью одного человека, который представляет многих. Кухарка слышит мольбы Астер, слышит ее обещания, но знает, что Астер ждет другое наказание: ее принуждением заставят следовать по выбранной для нее узкой дороге. И она знает, что после этой ночи она никогда не будет говорить с девушкой о глупой надежде, которую они когда-то разделяли, что они будут стыдиться своей глупости, потому что их надежда теперь лежит посреди этой забытой богом дороги, искалеченная до неузнаваемости. И еще она знает, что теперь они будут связаны этим стыдом, соединены договором, таким крепким, что ни один человек не будет в силах его разорвать. То, что они могут сделать с человеческим телом, поразительно, кухарка думает и об этом, когда ее бьют, думает, пока все мысли не покидают ее. Это тело поразительно даже в своей уродливости.
Но есть и другая истина о той ночи, когда они пытались убежать: Астер слышала плач кухарки под ударами. Она слышала, как летело во тьму ее собственное имя, выкрикиваемое, как проклятие. Звучал голос ее отца: Скажи мне, куда вы собирались бежать, прежде чем я убью тебя. Звучал голос кухарки, которая требовала, чтобы он прекратил. Мне уже невмоготу, я хочу домой, Астер, останови своего отца, скажи ему, перестань прятаться. Голос кухарки, которая пыталась спрятаться, зарывшись в землю. К той ярости, которая владела отцом Астер, вела долгая дорога. Хотя Астер и была испугана до смерти, но могла бы встать между ним и кухаркой, остановить отца, но она не сделала этого. Она предпочла ждать и смотреть, как кулак взрослого мужчины вонзается в мягкий живот женщины. Она хотела понять, в какой момент сломается воля сильной женщины. Она хотела понять, что требуется, чтобы расщепить гордость женщины голыми руками. Она хотела рассчитать цену бунта. Она стояла там, смотрела на эту женщину, которая кричала, потом визжала, потом стонала, потом смолкла, и тогда Астер поняла, что ни разу эта женщина не просила. В ту ночь Астер познала истинную меру мужества. Она поклялась, что и сама будет такой со своим мужем, которого еще не видела, и напомнила себе о своем происхождении, о своей крови и о том, чего она стоит по своему рождению. И только после всего этого схватила она отца за руку и стала молить о прощении.