Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского - стр. 21
Варвара Афанасьевна московской весны не пережила.
Сразу после похорон Юшковы поднялись семейством и уехали в Мишенское.
Васенькина первая самостоятельная дорога домой началась в день поминовения бессребренников Космы и Дамиана. До Тулы доехал за два дня. В Тулу Мария Григорьевна прислала за ним свой тарантас и своего кучера Егора.
Выехали в Мишенское при звездах, до жары. Дорога белела, как Млечный Путь над головою.
В полночь отгремела гроза. Омытое дождем небо было прозрачное – родник. На донышке звездный песочек.
– Подреми, барин, – посоветовал Егор. – Чуешь, сон-травой пахнет?
Ночь, но земля пахла солнцем. Теплые потоки воздуха перемежались холодными струями. Ехали то к небесам, то на вершины холмов, то в бесконечные сумерки пойменных низин. Светало.
Василий Андреевич задремал, а пробудился от хохота.
Тарантас стоял над рекою. Кучер поил лошадей, а в реке, саженях в десяти, плескались бабы.
– Бесстыжье племя! – крикнул Егор, видя, что барин пробудился.
– Сам бесстыжий! – откликнулись купальщицы. – Не твоя речка, наша.
– Божья! – возразил Егор. – Вот соберу сарафаны – попляшете!
– Мы тебя самого голяшом пустим! – осердилась бабья заводила.
– Не народ – разбойники! – сказал Егор в сердцах. – Пори его не пори!
– Сам небось поротый! Сними портки, поглядим! – пуще прежнего хохотали купальщицы, выпрыгивая по-рыбьи из воды: мы – этакие.
– Поехали, Егор! – попросил Василий Андреевич.
– Девки, чего теряетесь, угостите барчука. Он вас денежкой подарит! – крикнула заводила.
Пятеро или шестеро девок кинулись не за сарафанами, за лукошком. Егор уже садился на козлы, когда они обступили тарантас.
– Земляника-то луговая. Слаще меда! Отдарись, барин!
Василию Андреевичу попался серебряный рубль.
– Ведьмы! – крутил головою Егор, нахлестывая лошадок. – У них барин свихнутый. Сам ходит в чем мать родила, и вся дворня у него разголяшенная. Не бери, Василий Андреевич, в голову. Дурость бесстыдная. Гля-ко! Дрофы! Дрофы! Господи, уже макушка лета.
Василий Андреевич, поворотясь, смотрел на птиц, на плывущую из-под колес землю. Егор запел потихоньку:
«Господи! – осенило Василия Андреевича. – Вот она, моя тоска. Я ведь по русскому языку исскучался. Господи, награди меня дивом русской речи».
На него снизошел сон, а пробудился, когда на небесах проступали белёвские яроснежные церкви, столп надвратного храма Спасо-Преображенского монастыря, храмы Кресто-Воздвиженской обители.