Царица Пальмиры - стр. 14
Из спальни ее отца доносились звуки причитаний. Прибыли другие члены их племени, и женщины, входившие в комнату, всхлипывали, испытывая печаль, сочувствие и стыд. Забаай бен Селим вышел из своей комнаты и коротко сказал старшему сыну:
– Отведи Зенобию в ее комнату, я расспрошу ее.
Акбар поднялся и отнес сестру в ее комнату, находившуюся в женской половине дома. Посадив ее на кровать, он успокаивающе похлопал ее по плечу и чуть-чуть улыбнулся. У самого Забаая лицо было мрачным и угрожающим. Он сурово взглянул на свою юную дочь.
– Я выслушал рассказ Тамар, а теперь хочу услышать это из твоих уст.
Она сглотнула, а потом изложила ему эту историю со своей, детской точки зрения. Она обвиняла себя в том, что стала причиной задержки. Забаай ничего не сказал. Какой бы гнев он ни испытывал, этот гнев таял перед лицом их общего горя.
Римляне заплатят за это! О да, они заплатят! Он уже послал дюжину своих сыновей в город, приказав им привести к нему римского губернатора вместе с молодым правителем Пальмиры князем Оденатом. Только после того как они увидят весь ужас того, что случилось с его женами, он уберет из своей спальни тело Ирис и похоронит его с теми почестями, которые она заслужила.
Он нежно обнял Зенобию.
– Ты не виновата, дитя мое. А теперь отдохни, я пошлю к тебе Баб. Сожалею, но тебе придется повторить свой рассказ в последний раз в присутствии губернатора.
Забаай вышел из комнаты. Гнев огненной лавой залил душу, стучал в висках, не оставляя места грусти. Всю свою жизнь он был гражданином Пальмиры, а кроме того, еще и римским гражданином, как и все жители Пальмиры. Казалось невероятным, что солдаты империи вышли из-под контроля в мирном торговом городе. Ему вдруг захотелось остаться наедине со своим горем. Но это потом, когда он насытится местью. Сначала он должен потребовать справедливой мести.
Вернувшись в туалетную комнату, он смыл с лица пыль пустыни и переменил одежду. Рабы убрали таз с розовой водой, надушили и расчесали его бороду. Он все еще был красивым мужчиной, среднего роста, с густой черной бородой, в которой уже проглядывала седина. Только темные глаза, потускневшие от страданий, выдавали его чувства.
В комнату вошел его сын.
– Они здесь, отец!
Забаай кивнул и вышел, чтобы приветствовать гостей.
– Мир вам, мой господин князь, и вам также, Антоний Порций. Добро пожаловать в мой дом, хотя теперь это дом скорби!
– Мир и тебе тоже, кузен! – ответил князь.
Но, прежде чем он успел произнести что-нибудь еще, римский губернатор заговорил в раздражении.
– Что за срочность такая? – спросил он, и его хорошие манеры словно испарились из-за жары и головной боли. – Меня буквально стащили с ложа эти бородатые хулиганы, твои сыновья, Забаай бен Селим, и безо всяких объяснений заставили пойти с ними! Напоминаю тебе, вождь бедави, что я – императорский губернатор Пальмиры и ко мне должны относиться с почтением!