Цареубийцы - стр. 54
– Ну, полноте, ваше превосходительство, – сказал Гарновский.
Скобелев повернулся к Орлову и негромко произнес:
– Да вот, Давыд… Мишка!.. Это беда такого сына иметь… На прошлом Георгиевском празднике государь-батюшка и скажи мне: «Ты – сын и отец знаменитых Скобелевых…» А?! Знаю – ненароком сказал… Царь-батюшка меня любит… Он того и в мыслях не имел, чтобы задеть или обидеть меня… Ну а питерские-то завистники и подхватили, и понесли. Сын и отец!.. А?! А сам-то?.. Что же, понимаю – каждому свое.
Когда Скобелев уезжал – было темно. Тускло горели редкие керосиновые фонари. Офицеры вышли провожать гостя. Скобелев долго усаживался в высокую бричку рядом с Орловым, обматывался башлыком, бранился с кучером – тоже Мишкой.
– Ты, Мишка, черт, дьявол, смотри, осторожней по этим колдобинам… Не вывали.
Бричка загромыхала по замерзшей мостовой, и до Порфирия донесся сердитый голос старого Скобелева:
– Шагом!.. Черт!.. Дьявол!.. Тебе говорят – шагом!..
«Да, – подумал Порфирий, – куда ему с Дикой дивизией по турецким тылам гулять, башибузуков резать… Печь да завалинка – удел стариков… Состарился паша…»
Порфирий так и не собрался с духом попроситься к Скобелеву в начальники штаба…
III
Через несколько томительных, скучных дней, проведенных Порфирием то в расчерчивании никому не нужных карт, то за ломберном столом – играли в винт и в безик, а иногда, подзуженные толстым Сахановским: «Ма-ка-аш-ку, господа, заложим», – кто-нибудь держал банк, играли в макао, играли скромненько, ставки были небольшие – горки пестрых ассигнаций перекочевывали из одного кармана в другой, – 19 марта неожиданно, прямо с поезда, для осмотра войск, расположенных в Бессарабии и в Кишиневе, прибыл великий князь Николай Николаевич старший с сыном и с начальником штаба генералом Непокойчицким и расположился в губернаторском доме. И еще прошло три дня какого-то томительного, тихого ожидания, когда 22 марта поутру по приказу великого князя на городской гауптвахте барабанщик ударил тревогу, вестовые казаки поскакали по казармам и весь город наполнился военным шумом спешащих на сборное место полков.
Сразу все переменилось. Куда девались скука и сплин! Точно сквозь серые тучи непогожего, дождливого и сумрачного дня проглянуло солнце. Все лица повеселели. Сомнения и опасения, что ничего не выйдет, – исчезли. Не напрасны были труды, расходы и лишения. Будет, будет война!..
Все подтянулись, стали озабоченными и бодрыми. О том, что придется идти обратно, и речи не было. Ждали государя. «Приедет и сам объявит войну!..»
Император Александр II прибыл в Кишинев вечером 11 апреля.