Царь нигилистов - 2 - стр. 16

- Жду расчеты для нашей лаборатории, - сказал он.

Вернулся Гогель. В очередной раз поморщился от запаха.

- Я у Никсы пообедаю, - сказал Саша.

- Александр Александрович, что здесь произошло? – спросил гувернер.

- Скажем так… мы нашли кое-что в гное из язв Никсы… но мы не уверены… рано делать выводы. Рано говорить папá. Но моему брату нужна поддержка.

Саша взял десятикопеечную монету и протянул Гогелю.

- Григорий Федорович, я вам должен.

- Ну, что вы, Александр Александрович! Не стоит!

- Возьмите! А то, не дай бог, мне еще понадобится, а вы только и будете думать, когда же этот мелочный тиран (то есть я) угомонится и перестанет обирать своего бедного учителя.

- Александр Александрович! Да я никогда ничего подобного не подумаю!

- Мне так спокойнее.

И Саша вложил монету в руку своего гувернера и согнул его пальцы.

Обнял.

- Простите ради бога! Не обижайтесь.

И подумал, как бы не случилась инфляция великокняжеских объятий. Надо все-таки не очень расточать.

Подхватил гитару, водрузил ее на плечо и прошел мимо Гогеля.

Никса – следом за ним.

Там далеко в будущем его подзащитные как огня боялись больных туберкулезом. Менты могли показания выбивать одними угрозами поместить в одну камеру с тубиком. А если туберкулезный ехал в колонию в одном вагоне с остальными, заключенные всеми правдами и неправдами старались попасть в камеру, максимально далекую от него.

И опасения были не беспочвенны. Сколько людей заражалось на зонах и в СИЗО!

И это при наличии лекарств. При известных и тысячи раз опробованных схемах лечения!

А сейчас, в середине века девятнадцатого, нет ничего.

В голове звучала строфа из Анатолия Жигулина:

«Хрипели сырые ветры…
Я там простудился немного.
И то, что случилось позже,

Обидно и глупо до слез.
В зловещей тиши кабинета
Сказал рентгенолог строго:

— Да, это очень серьезно.
Запущенный туберкулез».

Жигулин напишет это примерно век спустя, уже после освобождения, и с намеком на героический подвиг молодых комсомольцев на стройках коммунизма. Да, какие там стройки коммунизма! Колымские лагеря!

Погода слегка испортилось, солнце скрылось за тучами. Стал накрапывать мелкий дождь. Хорошо, что утром Склифосовский успел поймать солнечный зайчик для подсветки микроскопа.

На деревьях появились первые желтые листья, и первые листья упали на дорожки парка.

Наше северное лето. Август. Высокая широта.

Никса был бледен, но казался спокойным. Выдержка. Военное воспитание. Впервые Саша нашел в этом что-то хорошее.

Ну, что, господин ротмистр? Ваше Высокоблагородие, как вы?

3. Глава 3

Они дошли до Соснового дома, поднялись на террасу, сели за стол.