Бывший сын - стр. 30
— Ты не понимаешь, он меня любит, он меня ценит, он счастлив, что я рядом с ним. Это самое главное. И урод плюс уродка равно красавица. Я научу мою дочь убеждать мир, что лучше ее нет никого на свете, — говорила она в немногочисленных интервью, конечно, более сдержанно и другими словами, это Дине Маша объяснила все доходчиво, вручая приглашение на свадьбу.
До этого она научила ее одеваться. Даже в те времена, когда дальше блошиного рынка девушки не ходили, они выглядели так, что на них оборачивались женщины, а это дорогого стоит. Не в денежном смысле.
— Ты просто не говори, что это из сэконд-хэнда, зачем кому-то знать? — подмигивала старшая подружка младшей.
Дружбу им обеспечило проживание на одной лестничной площадке, а так Маша была двумя годами старше, училась на одни тройки, зато говорила по-французски с трех лет, благодаря бабушке-учительнице, и пела. Постоянно пела… Шансон. Французский, а не блатной, который несся в то время из всех репродукторов.
— Не смогла ноги расставить, да? — даже не попросила простить ее французский Мари Руж, рухнув на стул напротив подруги. — Морковка!
Морковкой Дина осталась только у Маши Семеновой, потому что еще в школе бросила краситься оранжевой помадой.
— Это не из-за меня. Это из-за Артура, — смотрела Дина подруге прямо в глаза. — Я не могу больше это терпеть, хватит…
— Ну что он ему сделал? Снова наорал?
— Он от него отказался.
— Как? После восемнадцати никак не отказаться… — возмущалась Маша, расстегивая куртку. — Денег не даст? Пусть Артур работать идет. Это их дела. Отцов и сыновей. Какого хрена ты со своим свиным рылом лезешь?
— Маша, ты бы меня выслушила хотя бы… — в голосе Дины зазвучала обида.
— Я тебя наслушалась уже вот… — она потянула за шарф на шее и бросила, скомкав, к себе на колени. — Ты больна, тебе к врачу надо…
— А может ему?
— У него все нормально. Это культурный момент. Ну почему ты этого понять не можешь?
— Что я должна понять? — Дина уставилась в лицо подруги, точно хотела поджечь ее красные губы.
— Простую вещь — он любит Веронику как дочь.
— Ну почему… Почему больше, чем собственного сына!
Дина заранее заказала еду и сейчас швырнула вилку на тарелку.
— Если ты даже спросишь его, он не скажет, почему. Мы не знаем, почему любим — точка, уясни это для себя. И любой отец за дочь готов убить. Это ужасно, что под руку попался собственный сын, но… Вы это сами допустили, вы не сказали ему — нельзя.
— Да я… — Дина затрясла руками, точно пыталась поймать пальцами воздух, которого так не хватало в легких. — Я и представить не могла, что у Артура на нее встанет. Ну что я бы сказала — ты не думай с ней спать, нет, нет, — грозила она пальчиком подруге, сидевшей напротив истуканом. — Он бы у виска покрутил: мам, я? С ней? Ты че, рехнулась?