Бывшие. Запрети мне тебя любить - стр. 17
Мужчина ставит на подоконник передо мной стакан, снова наполненный виски, и кладёт обе ладони на край окна, заключая меня в своеобразный капкан из неприкасаемых объятий, а моё сердце сжимается в очередном приступе боли.
– До сих пор пользуешься им, – словно невзначай озвучиваю мысль о парфюме.
Когда-то я сама выбирала его…
Артём не отвечает, но по тому, как замирает его дыхание, понимаю – мужчина прекрасно знает, в чём истинный смысл моих слов.
– Выпей, станет легче, – проговаривает он тихо, спустя долгие секунды молчания.
Сигарета дотлела. Бросаю её в стакан, демонстрируя что я думаю о сказанном им.
– Легче не будет никогда, – бросаю холодно. – По крайней мере, мне – так точно. А ты выпей ещё. Это же помогает!
Делаю шаг в сторону, намереваясь покинуть балкон, но Артём не позволяет, крепче сжимая пальцами белый пластик. Я же разворачиваюсь к нему лицом, намереваясь закончить со всем этим дерьмом, которым мы окружили себя сами. Но он не позволяет озвучить тот мысленный итог, к которому я наконец пришла.
– Что мне сделать, чтобы ты перестала злиться? – спрашивает приглушённо. – Как всё исправить, Жень? Скажи, как всё вернуть.
Я вижу в синеве его взгляда столько искренности, потому и замираю в нерешительности, не зная, что следовало бы ответить. Он застал меня врасплох. Уж лучше бы снова язвил или делал вид, что ему всё равно. Тогда бы мне не было так больно, как сейчас.
– Исправить можно поломанное радио или долбанный радиатор в твоей тачке. То, что мы натворили – не исправить, – проговариваю негромко и очень стараюсь, чтобы мой голос не дрожал так предательски, хотя и выходит хуже некуда. – Да и зачем? Только не говори мне, что спустя столько лет ты осознал свою вину и вообще готов быть отцом… Теперь, когда уже слишком поздно! – сама не осознаю, как перехожу на повышенные тона. Истерика переполняет разум и буквально разрывает сознание, наполняя рассудок горечью того, что потеряли мы оба. И не только по его вине. – Так что иди ты на х*р со своими желаниями! Понял? Я тебя даже видеть и слышать не хочу, не то, что объяснять что-то, больше не имеющее значение! Ты всё испортил. Точка! Пиши некролог своим поздним сожалениям! – отталкиваю от себя, предпринимая новую попытку уйти.
Но одна его ладонь крепко цепляется за талию, с силой впечатывая меня в мужское тело, а вторая обхватывает за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.
– Да, я всё испортил. Но и твоя вина тоже есть, – жёстким, непреклонным тоном отзывается он. – Ты просто-напросто сбежала, не дав мне хоть немного времени опомниться. И где я должен был тебя искать, а? За восемьсот километров в городе, о котором ты раньше даже вслух не упоминала? Как ты, мать твою, это себе вообще представляла, а, Жень? – его пальцы сжимаются на моём лице крепче, причиняя боль, но и она не сравнится с той, которая разрождается во мне от каждой сказанной им фразы. – Ты, мать твою, не дала мне и шанса! Ты, мать твою, сделала аборт! Так кто из нас больше виноват в том, что них*ра теперь не изменить, а?!