Бывшие. Последний шанс - стр. 29

Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас.

Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть.

Моего терпения хватило на полгода, а после… Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь.

Пока не перерос.

— Значит так, — привлекаю я внимание сына, — дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.

— Разберёшься, как же!

Резкая остановка бросает его вперёд, насколько позволяет ремень. Кто-то сзади тормозит и истерично сигналит, но и плевать. Оставив одну руку на руле, я поворачиваюсь к Сашке.

— Ни ты, ни кто-либо другой не несёт ответственности за мои решения. Плохие, хорошие — неважно. Всё, что я получаю — следствие только моих поступков, а вот твои приходится разгребать другим. — Практически невозможно вынести такой мой взгляд, и Сашка опускает глаза. — Претензии? Вопросы?

Опускает не виновато — зло. Мгновенно ожесточившись на то, что я прав.

Потому что каким бы ни был я, какой бы ни была Кира, но Сашка так и остаётся тем, кто всё ещё связывает нас обоих. И будет связывать всегда. За одно только это он получал всё, что хотел.

Всё.

И поэтому решил, что может меня судить?

Дерьмовый день.

Вернувшись к дороге, я отключаюсь от машины. Зажимаю телефон между ухом и плечом, набираю Романовскую, но она не отвечает.

Один звонок, второй, третий. На четвёртом вызов сбрасывается, а пятый приятным женским голосом сообщает, что «Абонент временно недоступен».

Так, значит?

***

К нужному дому мы подъезжаем минут через пятнадцать. Молча. Не смотря друг на друга.

— Насчёт ареста тебе всё ясно? — уточняю ещё раз перед тем, как набрать номер квартиры.

— Ясно, — вызывающе вскидывается Сашка. — Я больше тебя беспокоюсь о мамином спокойствии.

— Оно и видно.

Двор. Ещё один домофон. Подъезд.

Сурового вида мужик в качестве консьержа. В военной форме. Он кивает Сашке, а меня окидывает нечитаемым взглядом.

Да, моя персона никому из них не нравится.

— Ну, наконец-то! — Кира не меняется. — Как ты умудрился? — Короткий подзатыльник заставляет Сашку вжать голову в плечи. При том что он уже выше её.

Но это половина беды. Гораздо хуже, что проходят года, а ничего не меняется — у меня всё также заканчивается дыхание при одном только взгляде на неё. И страшно даже представить, что было бы без того номера в «Надежде»[1]. Счастье и пятилетняя девочка с моими глазами и моим именем в свидетельстве о рождении.