Бывшие. Мой (не)свободный - стр. 2
Да-а-а… Чистый экстаз!
Мой стон нравится неожиданному поклоннику.
В его груди зарождается и гаснет смешок. А я пропадаю в топком, как черное золото, взгляде и млею от наглых прикосновений.
Пусть.
Я согласна на все что угодно, лишь бы еще раз услышать бархатно-нежное «Лапушка».
- Ульяна…
Вздрагиваю, выныривая из сладкого морока. А черные омуты мужских глаз вдруг стремительно холодеют.
Что? Почему?! Я… это я виновата?!
- Давно хотел сказать… - зло кривит губы, а хватка на подбородке становится жесткой до боли. – Мы не подходим друг другу, Ульяна. Будь счастлива.
И с силой толкает прочь.
Взмахнув руками, падаю навзничь, но пола нет! И я лечу, лечу куда-то в бездну, а потом удар и…
- А-а-а! – подскакиваю, хватаясь за сердце.
Под ребрами расползается болезненное онемение, а перед глазами все еще маячит холодный взгляд мужчины, которого я когда-то любила.
- Черт… - шиплю, сгребая одеяло на груди.
Нет, мне снится не бывший муж, с которыми я давно в разводе, а сам Батаев Тамерлан Ильдарович… Его имя – имя великого завоевателя. Он покорил мое тело и душу, а потом, наигравшись, переступил через влюбленную глупышку и пошел дальше.
«Мы не подходим друг другу, Ульяна. Будь счастлива...»
Почему-то я запомнила только эту фразу.
Он говорил еще – знаю. Но что именно – хоть убей не вспомню. А потом всегда случается страшное. Я падаю с крыши, тону, в меня стреляют… Это реакция на сказанное, конечно. Подсознание. В тот день я умерла не физически, но морально… Он меня убил.
Поднимаюсь на все еще слабые ноги и, накинув халатик, иду в кухню.
Даринка скоро встанет… Нужно успеть приготовить ее любимые блинчики.
Но не успеваю даже сковородку разогреть, как за спиной слышится топот легких ножек и звонкое:
- Доброе утро!
Ах, если бы оно было доброе… Но, натянув на лицо улыбку, разворачиваюсь к дочери.
- Привет, солнышко. Блинчики будешь?
- Ты какая-то не выспавшаяся, - замечает Даринка и, подойдя ближе, заглядывает в миску. – Давай помогу.
Моя радость!
Тревога разжимает тиски, и я с нежностью глажу черноволосую макушку.
Коса у Даринки толще моего запястья. Тяжелая, блестящая… И на ощупь такая же мягкая, как волосы Батаева. Когда-то я очень любила перебирать их. А Тамир, откинув голову мне на колени, рассказывал, как прошел день.
В груди снова мучительно колет.
Да что на меня нашло?! Но стоит Батаеву вернуться хотя бы во сне – и следующий день, а то и несколько, испорчены тягостными воспоминаниями. А ведь он не стоит ни слезы, ни вздоха! Зажравшийся урод, для которого чужие чувства – пыль под ногами. Но прошлое никак не хочет оставить меня в покое.