Бывшие люди. Последние дни русской аристократии - стр. 16
Сергей Шереметев и Владимир Голицын. «У меня чувство, что я еду в поезде, сошедшем с рельсов»
3. Голицыны
Голицыны вели свой род от великого князя Гедимина, создавшего в XIV столетии литовское государство, и считались одним из старейших и знатнейших дворянских родов. В Московском царстве Голицыны насчитывали в своем роду двадцать два боярина, более, чем любой другой род, а к концу XIX века громадное родословное древо имело уже шестнадцать отдельных ветвей. Голицыны отличались на полях сражений, на дипломатической службе, при дворе, в искусстве и науках. Князь Николай Борисович Голицын, ветеран наполеоновских войн, покровительствовал Бетховену, ему посвящены так называемые голицынские струнные квартеты (Opus 127, 130, 132); князь Борис Голицын был одним из основателей современной сейсмологии и создателем первого электромагнитного сейсмографа; князь Дмитрий Дмитриевич Голицын был первым католическим священником, рукоположенным в Северо-Американских Штатах в 1795 году, в Западной Пенсильвании, где проповедовал Евангелие, он получил прозвище «апостола Аллеганских гор»; князь Николай Дмитриевич Голицын был последним премьер-министром царской России.
Князь Владимир Михайлович Голицын родился в 1847 году в Париже. Большую часть молодых лет он провел во Франции, французский был его родным языком, свободно говорить по-русски он научился только после того, как навсегда вернулся в Россию. Во Франции князь Владимир участвовал в императорских балах, которые давал Наполеон III, где однажды повстречал барона Дантеса, убийцу Пушкина. В Ницце он познакомился с вдовой Пушкина Натальей Гончаровой, а в Берлине был представлен канцлеру Отто фон Бисмарку.
Прослужив много лет в Московской городской думе, в 1883 году князь Владимир был назначен московским вице-губернатором, а через пять лет стал губернатором. Однако в 1891 году за либеральные идеи был отставлен с этого поста новым московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем.
Пацифист, которому было отвратительно насилие в любых формах (он никогда не охотился, не ловил рыбу и даже не рвал цветов), князь Владимир отказывался приравнять патриотизм к слепой верности Романовым; возмущаясь против представления о русских как богоизбранном народе, он называл себя последователем «пантеизма в духе Спинозы» и боготворимого им Гёте. Князь Владимир вернулся к общественной жизни в 1897 году, когда его избрали московским городским головой, и затем трижды переизбирался на этот пост. В качестве городского головы он строил школы и больницы, усовершенствовал водоснабжение, начал разработку планов городской подземки и способствовал успешному завершению переговоров об устройстве Третьяковской картинной галереи. В конце 1904 года «мэр» (так мы будем в этой книге называть князя Владимира) призвал правительство отказаться от традиционных репрессивных мер и ввести свободу совести, печати и собраний. Этот призыв расценили как прямой вызов царской власти. Министр внутренних дел А. Г. Булыгин угрожал «мэру» уголовным преследованием, а черносотенцы возлагали на него вину за вспышку революционного насилия в Москве в 1905 году. Тогда же правительство удалило «мэра» с должности, после чего Московская городская дума единогласно проголосовала за присвоение ему звания почетного гражданина.