Бывшие. Книга о том, как класть на тех, кто хотел класть на тебя - стр. 21

А потом к легкому физическому насилию подключилось насилие эмоциональное. Мне не разрешено было гулять без него. Мне вообще многое было запрещено. Я переживала. Ведь мы как Джокер и Харли Квин, думала я. Он должен унижать не меня, он должен унижать окружающих. По сути, мы уже не были парочкой Харли Квин и Джокер, а больше напоминали пару Лолита и Александр Цекало: постоянные подколы и упреки, иногда в ход шла физическая сила.

Я решила выйти из этих тянущих меня на эмоциональное дно отношений. Так обычно в покере осторожные игроки выходят из игры, когда сильное везенье сменяется тотальной непрухой. В общем, я скинула карты и сказала Моему честно, мол, любовь прошла, смысла дальше продолжать встречаться нет, расходимся. Неделю он не верил этому и просто каждый день делал вид, что я умалишенная, раз такое предлагаю. Диалоги строились по типу псих и психиатр:

– Ты очень хороший. Но нам нужно расстаться!

– Нам? Или тебе?

– Мне… И тебе тоже… ты же это тоже мы…

– Наташ, бред не неси. У тебя че, кто‐то появился?

– Нет.

– Ну, вот когда кто‐то появится, тогда я тебя отпущу. Я же должен тебя передать в надежные руки.

– Я тебе что, щенок что ли, чтобы меня передавать в чьи‐то надежные руки?

– Разговор окончен, слышала? Когда появится новый парень, я уйду!

Я каждый раз медленно впадала в истерику. Как ему было объяснить, что, пока рядом со мной маячит его туловище, облаченное с головы до ног в «Адидас», ко мне во дворе даже время спросить никто не подойдет.

У меня мелькала мысль завести себе фейкового бойфренда, который скажет: «Отпусти Наташу, мы с Наташей хотим быть вместе, вот мои руки, смотрите, какие они очень сильно надежные»… Но мне было страшно. Не за себя. А за жизнь этого смелого вымышленного парня.

Через неделю я просто не открыла Моему дверь. Он орал под окном. К страху добавилось чувство стыда. Потому что он в одночасье перестал звать меня «Моя» и начал звать меня совершенно другими словами. Наутро соседи смотрели на меня очень осуждающе. В этот же вечер все повторилось: ор под окном и угрозы.

Я накинула какое‐то пальто, выбежала во двор и сказала: «Хватит! Я не хочу таких больных отношений, у меня есть другой». И он меня ударил по лицу.

Он меня ударил по лицу. Не избил. Не пинал ногами. Это был один-единственный удар. Я, конечно, для красного словца могла бы раздуть историю, чтобы даже Андрей Малахов воскликнул: «К чертям Шурыгину! Наталья, срочно приезжайте к нам в студию! Самолет вас ждет у подъезда!» Я могла бы придумать, что Мой меня избивал и что он просто зверь. И каждая читательница сразу прониклась бы чувством жалости ко мне. Но он ударил меня всего один раз. Возможно, это была пощечина или хук справа, я не разбираюсь в терминологии бокса. Просто когда семидесятикилограммовый парень отвешивает пощечину сорокакилограммовой девочке – это всегда больше, чем пощечина.