Бытие. Творчество и жизнь архимандрита Софрония - стр. 10

Именно Кончаловскому Сергей обязан солидной профессиональной подготовкой и пониманием искусства:

«Живопись, как и всякое другое искусство, может быть великим только тогда, когда “берет” всего человека. Если этому отдается только часть жизни, это любительство. Любительство никогда не достигает тех степеней, которые возможны, когда твое искусство является во всех отношениях твоей жизнью»[33].

Благодаря усилиям Кончаловского Сергей наконец был полностью освобожден от воинской повинности. Кончаловский написал в феврале 1919 года[34] прошение освободить своего талантливого ученика от службы в армии, поскольку длительное отсутствие разрушительно влияет на его учебу. Сергей, ошеломленный творящимися на фронте зверствами, был глубоко благодарен учителю за помощь в демобилизации.

Летом 1920 года Кончаловский закрыл свою мастерскую в Свомасе и, как обычно, отправился в идиллическое поместье Абрамцево, примерно в 60 км к северу от Москвы[35], куда перебиралась на этот сезон колония художников. Кончаловский обычно проводил там все лето – рисовал и отдыхал от напряженной московской жизни. Его особенно привлекали дубовые рощи, которые он неоднократно писал и о которых часто рассказывал своим ученикам. Он стремился так изобразить деревья, чтобы зритель как бы ощущал их глубокие корни. Кончаловский объяснял ученикам, что нарисовать дерево можно, если оно имеет логически завершенную форму – наподобие здания, то есть должно расти вверх от земли, к лиственной кроне. Он советовал студентам писать с натуры, но, получив от нее первоначальный импульс и представив себе цвета и общую композицию, переходить к серьезному изучению пленэра и впоследствии завершить работу над картиной уже в мастерской.

Дерево можно увидеть и изобразить разными способами. Кончаловского привлекал чисто художественный подход – изобразить живописную ценность дерева, весомую и монументальную. Тем не менее один и тот же образ может содержать аллегорические, исторические и духовные аспекты [36].

Сергей в своих более поздних работах выражает туже мысль:

«Когда мы смотрим на вековое дерево, высоко к облакам возносящее свою крону, то мы знаем, что сила корней его, идущих в глубину, должна соответствовать массиву дерева. Если бы корни не проникали бы в темные недра земли, б.м., настолько же глубоко, насколько возвышена крона; если бы масса корней и крепость их не были соответственными объему и весу видимой части дерева, то не могли бы они ни кормить дерево, ни удержать его стоящим: и малый ветер повалил бы его»[37].