Быть Хокингом - стр. 11

Тем сильнее было мое изумление, когда неделю спустя, стоя на платформе в ожидании девятичасового, я увидела Стивена, небрежной походкой направлявшегося вдоль железнодорожных путей с коричневым холщовым чемоданом в руках. Он беззаботно улыбался и, похоже, обрадовался, увидев меня. Выглядел он менее экстравагантно и, честно говоря, более привлекательно, чем раньше: исчезли черты прежнего образа, который он культивировал в Оксфорде, – галстук-бабочка, черная бархатная куртка, даже небрежная прическа. На смену ему явились обычный бордовый галстук, бежевый плащ и достаточно короткая стрижка на чистых волосах. Наши предыдущие встречи проходили при приглушенном освещении; в свете дня я оценила его широкую располагающую улыбку и ясные серые глаза. За массивной оправой очков, делавших его похожим на сову, скрывался персонаж, напоминавший моего героя из Норфолка, лорда Нельсона. Мы вместе сели на поезд до Лондона и проговорили всю дорогу, хотя о его болезни почти не упоминали. Я сказала, что очень опечалена новостью о его пребывании в больнице, на что он наморщил нос и ничего не сказал. По его поведению можно было подумать, что все в порядке, и я решила больше не заговаривать об этом, чтобы не мучить его. Он сказал, что возвращается в Кембридж; уже у Сент-Панкраса[11] он объявил, что довольно часто ездит домой на выходные, и пригласил меня в театр. Конечно же, я согласилась.

Мы встретились в пятницу вечером в итальянском ресторане в Сохо[12], что само по себе уже было достаточно расточительным мероприятием. Однако у Стивена были подготовлены также и билеты в театр, и нам пришлось спешно окончить трапезу, оказавшуюся до неприличия дорогой, чтобы, пройдя от реки к югу, успеть в Олд Вик[13] на «Вольпоне»[14]. Мы второпях добежали до театра, бросили сумки под наши кресла в заднем ряду партера, и пьеса началась. Мои родители любили ходить в театр, поэтому я уже посмотрела другую великую пьесу Джонсона, «Алхимик», которая понравилась мне от начала до конца.

«Вольпоне» оказалась не менее увлекательной, и вскоре я уже с головой окунулась в интриги старого лиса, решившего испытать искренность чувств своих наследников и павшего жертвой обстоятельств.

Находясь в восторженном состоянии после просмотра пьесы, мы горячо обсуждали ее, стоя на автобусной остановке. Проходивший мимо бродяга вежливо попросил у Стивена немного мелочи. Тот запустил руки в карманы и с огорчением воскликнул: «Простите! У меня нет ни монетки!» Бродяга усмехнулся, подмигивая в мою сторону. «Порядок, парень, – сказал он. – Понятное дело». В эту минуту подошел автобус, в который мы и запрыгнули. Усевшись, Стивен повернулся ко мне с растерянной улыбкой: «Мне ужасно жаль… – сказал он. – Кажется, у меня не хватает даже на проезд. У вас не найдется немного мелочи?» Меня терзало чувство вины за растраты Стивена сегодняшним вечером, так что я поспешно закивала. Подошел кондуктор и навис над нами, а я все никак не могла найти кошелек в закоулках моей сумочки. Мое смущение резко возросло, когда я поняла, что кошелек пропал. Мы выскочили из автобуса на первом светофоре и помчались обратно в Олд Вик. Главный вход в театр уже закрыли, но Стивен устремился к служебному подъезду. Там было открыто, в коридорчике горел свет. Мы тихонько пробрались внутрь; впрочем, театр оказался безлюдным. В конце коридора мы очутились перед дверью, которая вела прямо на сцену: опустевшую, но все еще ярко освещенную. В ужасе мы на цыпочках пробежали по ней и спустились по ступенькам в темный партер. Практически сразу же, к нашему обоюдному облегчению, под нашими креслами отыскался мой зеленый кожаный кошелек. Мы уже шли обратно к сцене, когда свет погас и на нас обрушилась темнота. «Возьми меня за руку», – сказал Стивен властно. Я повиновалась, затаив дыхание в молчаливом восхищении, а он уверенно помог мне подняться по ступенькам, провел по сцене, и мы вышли в коридор. К счастью, служебную дверь еще не заперли. Спотыкаясь, мы выбежали на улицу и там согнулись пополам от смеха. Мы побывали на сцене Олд Вик!