Была бы дочь Анастасия (моление) - стр. 44
А Рыжий говорит: «Не, я бы в школу, парни, не пошёл. Сидеть за партой – ну е на хрен. Я бы – в армию… или на фронт». В школу-то он ходит, во второй класс, куда же денешься. Восемь лет ему исполнилось в июне.
Выступает с кухни в прихожую отец, щёлкает выключателем, зажигая в ней свет, садится за стол – ждёт, когда будет подан завтрак. Помыт. Волосы мокрые, гладко причёсаны, кажутся чёрными, хотя на самом деле русые.
– Долго они ещё пластаться будут? – строго спрашивает он про нас у мамы.
– Пусть полежат, – отвечает ему мама, ставя перед ним на стол тарелку с чем-то. – В школу им не собираться.
– Так и корми потом отдельно их.
– Ну ничего, раз-то и можно.
– Балуй, балуй на свою голову… изнежатся, – говорит отец и умолкает – с полным ртом-то.
– Да уж этим не избалуешь… Когда ещё и поспать, как не в детстве. Мне не пришлось, так пусть уж хоть они понежатся немного, – говорит мама и уходит на кухню, там уже шумит печной заслонкой.
Я как будто забываюсь. Так оно и есть, наверное. Даже и сон какой-то успеваю вроде просмотреть, какой вот только, толком не запомнился. Белые бабочки-капустницы как будто снились. Может, не бабочки, а – пух кипрейный или хлопья снега. И просыпаюсь оттого, что говорит в доме кто-то посторонний:
– Как зимуете, хозявы?
Узнаю по голосу. Бабушка Рыжего. Чеславлева Марфа Измайловна. Соседка наша. Рыжий называет её то Фельдмаршалом Паулюсом – в зависимости от настроения, больше бабушкиного, конечно, чем своего, у него, у Вовки, оно всегда, слава Богу, более-менее нормальное, а не изменчивое, как луна, – то Маршалом Рокоссовским. А когда сильно уж досадить ей захочет, то – Фюрером.
А она внука, когда с ремнём догнать его, шустрого, как курья дырка, не может, – Колодником или Каторжником, а чаще всего – Окурком Замусоленным. Рыжий-то он, говорит она про внука, потому, что мать с отцом к костру лежали близко на покосе. «Пошто это, Гестапо?» – спрашивает её Рыжий. «Да пото, Колодник Крапчатый, что обожглися», – отвечает ему бабушка. «Чё к чему городишь, Фюрер?!» – говорит ей Рыжий.
И я вот тоже что-то не пойму, к чему она всё это клонит? Ну, про себя саму она тогда, пожалуй, и талдычит: «Два раза в жизни человек глупый – малый да старый», – хотя кивает при этом на Ивана Захаровича, мужа своего. Стоят друг дружки. «Чук и Гек, – говорит про них Рыжий. – Поживи вот с такими… Никаких нервов не хватит». Сочувствую другу.
– Здравствуйте, хозявы, – говорит Марфа Измайловна. Запыхалась.
Занавеска передо мной сдвинута, чтобы тепло по всей избе гуляло, – всё вижу, видно и меня.