Быки для гекатомбы - стр. 28
– Так ты за «Русский мир» воевать поехал? – спросил Вадим.
– Дело не просто в «Русском мире». Я устал бездействовать. В какой-то момент это стало невыносимым. На войне же хоть что-то, хоть какая-то борьба. Водоворот! Я устал быть статистом, понимаешь? – ответил Ваграмов с горячностью. – Наши знакомые устраиваются в салоны сотовой связи и унылые офисы, навязывают ненужные товары и занимаются бесполезной бюрократией. Какова их жизнь? Пятидневная рабочая неделя, видеоигры по вечерам и посиделки по пятницам; брак по залету, обсуждение знакомых и мелочные склоки на кухне; машина в кредит, ипотека на пятнадцать лет, попытки казаться лучше и глупая надежда на чудо.
– Мещанство и только! Понимаю…
– Именно! Я не могу так жить. Роботом, который безропотно смотрит, как кругом все растаскивают. Видит, как «Титаник» несет на айсберги, но ничего не может поделать, ведь пассажиры предпочитают танцевать и игнорировать надвигающийся крах. В конце концов, я заработаю шизофрению от осознания собственного бессилия. Война стала меньшим из зол.
– Какой ты пассионарий, Игорь! – проговорил подошедший Носок, не скрывая язвительности. – Когда ты доучивался в университете, а я домучивался в профсоюзе, ничто не выдавало будущего героя.
– Никакой я не герой… – Игорь не заметил насмешки.
– А я не про тебя, – парировал Носов и похлопал меня по плечу. – Я про Макара, с которым нам нужно перекинуться парой слов.
О чем мы говорили с Ильей, смысла упоминать нет. Большую часть времени он расспрашивал, каких людей я смогу привлечь, а в конце сообщил о некоем Ярославе Леонидовиче Матылькове, который мне позвонит, чтобы договориться о встрече. На том и порешили.
Тем временем голоса в стороне от нас становились все громче. Кажется, назревал жаркий спор. Упитанный и слегка высокомерный Жора поучительным тоном говорил Ваграмову:
– А ты что, самый честный? Везде воруют. Люди думающие что говорят? Приспосабливаться надо! Ты, Игорь, избавляйся от юношеского максимализма и начинай думать головой.
– Очень интересно! – Игорь уже не мог скрывать своего раздражения, глаза блестели и даже щеки слегка побагровели. – Надо приспосабливаться! Это к чему же? Приспосабливаться к предательству, приспосабливаться к унижению, уродству и собственному бессилию. Какая прекрасная житейская мудрость! Вы уже лет пятьдесят приспосабливаетесь – результат налицо. Жили под властью стариков, слушали их байки, а потом эти старики всех с потрохами и продали. Чем была политика властей в девяностые, если не геноцидом?! Миллионы смертей: в войнах и разборках, от наркотиков, от болезней, которые обнищавшие люди уже не могли вылечить. Но скажет ли об этом хоть одно должностное лицо? Нет! Может, наши многоуважаемые западники? Ни за что! Эти будут воспевать «свободу слова», при которой к политическим активистам приезжали братки в кожаных куртках. Будут рассказывать, как «немцев завалили трупами», но как страну заваливали трупами во имя демократических реформ, не вспомнят. Будут нудеть про быдло и рабский дух, но не скажут, кто сделал так, что огромная наша интеллигенция была поставлена перед выбором: нищета, помноженная на унижение, или эмиграция? Сколько вчерашних инженеров и врачей превратилось в нищих и бомжей? Зато остальные «приспособились»! Позволь спросить, когда нацисты стояли под Москвой, тоже надо было «приспособиться»?