Бутылочная почта - стр. 1
1
Говорят, в стародавние времена начало года отсчитывали с весны. О, весна! Пора всеобщего расцвета, когда даже едва заметная глазу былинка устремляется вверх, к теплу и свету, нетерпеливо раскрывая полупрозрачные лепестки и исходя мёдом! Что уж говорить о тех, кто способен вдыхать невероятную смесь витающих вокруг ароматов и чувствовать, как расцветает сама душа! Да, именно такое начало должно быть у всего нового, будь то день или целый год!
Даша щурилась на запутавшееся в проводах питерское небо и улыбалась. Ей нравилось проглянувшее, наконец, из февральских вьюг основательно позабытое солнце, нравился ветер, смягчивший свой колючий зимний нрав, нравились подобревшие, будто оттаявшие, лица прохожих (люди, разомлев от льющегося на землю тепла, на ходу ослабляли мёртвую хватку шарфов, – то ли ещё будет!). Даше нравился этот день, и ей самой хотелось нравиться – неважно кому: солнцу, ветру, прохожим – всем! Ну разве не Новый год?! И пусть до цветов ещё далеко, но кто запретит расцвести самой – заморозки нипочём! – приблизив, насколько возможно, самую желанную для всех без исключения пору! О, весна!
Горели на солнце купола Никольского Морского собора, сквозь тенёта проводов рвался в лазурь золотой шпиль колокольни. Даше и самой сейчас хотелось вот так, как этот шпиль – прямо в небо! Четыре острова, семь мостов – Семимостье, магическое место. Съездив с утра по делам, на обратном пути Даша специально сделала небольшой крюк, чтобы зайти на Пикалов мост – постоять, насладиться видом, загадать желание… Она вдруг охнула: а ведь уже пожелала! Только вот чего именно? А вдруг сбудется, а она и не поймёт? Даша рассмеялась. Ну, главное, что сбудется! Она вернулась к перекрёстку, села на трамвай и дальше ехала без остановок. Ехала и улыбалась.
С некоторым сожалением оставляя за дверями весну, Даша вошла в сумрачное после яркого солнца парадное. Проскочила было мимо почтовых ящиков, но спохватилась: уже недели две не проверяла почту. Хотя что там могли прислать, кроме квитанции за коммуналку да соревнующихся в навязчивости пёстрых, как кукушкины дети, рекламных листков?
Всё вышло именно так, как Даша уже знала наперёд (да никогда ведь не было иначе!), и цветные фантики рекламы полетели из почтового ящика в поставленную рядом специально для подобного хлама картонную коробку.
Совсем не похожий на прочую макулатуру бесцветный треугольник выскользнул из общей стаи, сделал отчаянный кульбит и ткнулся в Дашину ногу, избежав участи быть похороненным в братской могиле. Досадливо охнув, Даша подобрала беглеца. Им оказался сложенный в форме треугольника лист бумаги без каких-либо изображений и надписей. «Рекламный трюк», – подумала Даша, а руки уже сами раскрывали своеобразное почтовое оригами.
Вопреки ожиданиям, внутри она нашла не завлекающий цветастым глянцем спам, а довольно большой обрывок старой газеты. Сморщив брезгливо носик, Даша растянула его пальцами за углы и повертела перед собой, осматривая: между печатными строками виднелись рукописные, выполненные карандашом. Почерк, кажется, незнакомый… Хотя, какой разговор может быть о почерке в эпоху цифровых технологий? Даша смяла было дурацкую находку в комок, собираясь отправить к таким же дурацким её собратьям… однако любопытство взяло верх, и она, укоряя себя в этом любопытстве и в то же время с какой-то болезненной страстью отдаваясь ему, расправила обратно. Поймав заглянувший в мутное окошко солнечный луч, Даша попыталась разобрать с трудом уместившиеся в промежутках печатных строк слова…
Здравствуй, моя милая Ш.! Ты, наверное, думаешь, я не писал потому, что забыл тебя, – и, скорее всего, вздыхала с облегчением… а может, и немного с печалью. Извини, что разочаровал.
Долгое время я не решался взяться за перо: вдруг моё послание доставят в неудобный момент, и тем оно вызовет только раздражение. Но всё же решился: вряд ли столь редкими напоминаниями о себе я буду чересчур докучать. И… если ты всё-таки читаешь, значит у тебя есть немного свободного времени. В конце концов, можно и не читать, если не хочется.