Бунтарь ее величества - стр. 16
Емельян Иванович ответил не сразу. Встал, прошелся по горнице, что они в корчме занимали, потом остановился перед товарищем, поднял голову, вид принял торжественный и произнес:
– Вот как ты мыслишь, Михайло, кто я таков есть?
Казак Белоусов от таких слов, конечно, растерялся, глазами захлопал и ответил:
– Как – кто? Ты – Пугачев Емельян, казак донской, воин лихой.
– А вот и нет! – заявил на это «воин лихой». – Знай же: я есть государь император Петр Федорович, чудесно спасшийся от злодеев! – И руку за отворот кафтана заложил, и глядел гордо.
Тут надо отдать должное Михайле Белоусову: не стал он ни стыдить товарища за обман, ни смеяться. Вместо этого выразил на лице радость, словно от ожидаемого известия, и глядел на своего спутника во все глаза. А потом спросил:
– Это тебе в присутствии кто-то открыл, так?
Он верно угадал. Пугачев такой догадливости не ожидал, потому растерялся и ответил самым простодушным образом:
– Верно, в присутствии.
– Но не асессор, не секретарь, а кто-то приезжий? – продолжал допытываться Белоусов.
– Ну да, вельможа весьма знатный, – отвечал Пугачев. – А ты откуда знаешь?
– Да ведь догадаться легко, – ответил его товарищ. – Откуда местному писарю государя знать? Какое отношение он имеет к делам секретным, государственным? Это может знать только человек, прибывший от самого императорского двора, из Петербурга. И кто же это был?
– Да не знаю я, – ответил Емельян Иванович. – Не назвался он. Сказал только, что особа он весьма знатная и состоит при его сиятельстве фельдмаршале Суворове. А здесь, в Жешуве, он проездом.
– И каков этот знатный человек из себя? Молод ли, стар? Высок или низок?
– Ни то, ни другое. Он не молод, но и не сказать, чтобы старик. Лет, пожалуй, сорока будет. А про рост вовсе не могу сказать – сидел он. Но что вельможа высокого полета, про то у меня сомнений нет. Что я, на своем веку вельмож не видел? Генерал-аншефа графа Панина вот как тебя видел.
– И что же этот вельможа тебе поведал? – продолжал допытываться Белоусов. – Не томи, расскажи все в подробностях.
В душе Пугачева боролись два противоположных чувства. С одной стороны, ему хотелось подержать перед товарищем новую роль императора, а с другой – его так и распирало от желания рассказать о необычном свидании. А кому еще рассказать, как не Михайле? И Емельян Иванович не выдержал – желание рассказать победило.
– Так слушай же, – начал он. – Только пришел я в присутствие, сказал писцу, кто я таков есть, как отворяется дверь, выглядывает асессор и велит мне идти в другую комнату. «Тебя, – говорит, – там дожидается важное лицо». Признаюсь тебе, Михайло, я так и обмер. Ну, думаю, это беспременно за мной с Дона приехали. Прознали про ту хитрость, что мне в Кабаньей слободе подсказали, и учинили за мной погоню. Пропала моя головушка. Была даже мысль брать ноги в руки и бежать оттуда сломя голову. Да здесь не Дон, не степь родная, где тут укроешься? Ладно, думаю, пропадать – так весело. Сделал вид самый независимый и в ту комнату вошел.