Бунин и евреи - стр. 6

, но никак не душевное влечение или особого рода интерес. Особый акцент здесь делается на высказывании Александра Бахраха^>7 о Бунине, что, мол, «в личных отношениях у него подлинно “несть ни эллина, ни иудея”»^>8. При этом никак не принимается во внимание очевидное обстоятельство: в христианском обществе этот принцип должен являться поведенческой нормой. Бахрах же делает на этой выдержке из высказывания апостола Павла особый акцент именно потому, что в реальности, увы, дело обстоит иначе, точнее – совсем наоборот, и еще для того, чтобы подчеркнуть, насколько глубоко было размежевание эмигрантского сообщества по линии антисемитизма.

Более того, не будь у Бунина в эмиграции такого множества еврейских знакомых, навряд ли «пробился» бы он в нобелевские лауреаты – см. об этом ниже в гл. III., а также в разделе «Нобелевские дни Ильи Троцкого. “Буниниана”» книги автора «Неизвестный Троцкий»^>9. В любом обществе отношение к иноплеменникам-евреям никогда не было и не могло быть нейтральным. Позиционирование себя по отношению к евреям – «за» (юдофил) или «против» (юдофоб), всегда представляет для человека сознательный выбор. Здесь третьего не дано, чего-то среднего между этими полярными характеристиками ни русская культура в частности, ни христианская культура в целом до сего времени не выработали. Поэтому аргументы в пользу игнорирования «еврейского фактора» в жизни Бунина не кажутся убедительными, более того, в контексте реконструкции научной биографии Бунина они выглядят поверхностными, требующими по самым разным причинам, о коих речь пойдет ниже, всестороннего рассмотрения и уточнения.

Среди трепетных почитателей Бунина нередко можно встретить убеждение, что, мол, Бунин был юдофилом и относился к евреям так же, как, например, это про себя говорил Максим Горький: «Еврей вообще симпатичен мне, а симпатия – явление “биохимическое” и объяснению не поддается»^>10.

Существует и противоположное мнение, что Бунину якобы был не чужд «типичный “расейский” бытовой антисемитизм, не очень злобный и, конечно же, не являющийся выражением какой бы то ни было законченной идеологии. Бытовые бунинские предрассудки не ограничивались репликами насчет евреев. Нелицеприятные высказывания писателя в адрес иноплеменников зафиксировал, например, в своих воспоминаниях^>11 Владимир Зензинов^>12, да и в дневниках Бунина на них можно натолкнуться. Все это – проявление болезненной раздражительности в форме аффектации, присущей русскому провинциальному барину, человеку, своевольному до самодурства, не считающемуся ни с законами логики, ни с правилами светского приличия, амплуа, которое Бунин культивировал еще до эмиграции, в противовес либерально-демократическим нравам литературной среды в столицах, и потом в эмиграции, как хранитель и представитель настоящего русского духа и быта».