Бумеранг - стр. 69
Одна из медных жил касалась щеки. Слеза, покатившаяся из уголка глаза, была единственной. Скользнула вдоль носа, пробежала по вспухшей от удара верхней губе, скользнула на другую сторону и сорвалась вниз. Ей показалось, что под ухом раздался оглушительный грохот этой капли солёной влаги, сотрясающей все тело и весь этот дом, готовый разделить с ней незавидную участь. И этот хмурый мужчина с твёрдым, как камень, взглядом, все понял по обездвиженным губам и затуманенным зрачкам, расширенным в ожидании предстоящих страданий так, что они, казалось, заполнили глазницы от края до края.
Он спокойно кивнул, будто прощаясь, положил руку на её лоб и сдвинул мокрую от пота прядь волос в сторону. Затем достал платок, плюнул на него и аккуратно оттёр уголки её рта от запёкшейся крови.
– Мне жаль, – глухо сказал он, – Боль ты все равно не почувствуешь, а лицо я тебе прикрою. Поверь, на этот огонь ты не захочешь смотреть.
Ему и в самом деле было жаль эту женщину, но Креспин знал, что обязан поступить именно так, иначе Анхар никогда бы не смогла его понять. Впрочем, ей повезло ненамного больше.
Он тяжело вздохнул и подбросил на ладони карту памяти
– Противоядие я мог бы изготовить. Часа три у нас есть, пока изменения не стали необратимыми. У тебя удивительное тело и превосходный запах. Однако, я никак не могу решить – стоят ли они дороже этого куска кремния? И вот что ещё… когда-то я лишил одного мерзавца руки, а теперь у меня появилось дикое желание увидеть его труп. Ты бы хотела на него взглянуть?
Глаза перед ним открылись ещё шире, хотя казалось больше было некуда. Сквозь ненависть проступила неуверенность, потом робкая надежда, а затем изнутри хлынула, заплескалась через верх обезумевшая мольба. Он внимательно посмотрел на бледное и осунувшееся лицо. Слипшиеся от слез ресницы быстро сомкнулись дважды.
– С такой ношей будет тяжеловато, – пробурчал Креспин и окинул её тело быстрым взглядом. – Сколько ты весишь, Аста? Если больше пятидесяти, то нам обоим конец.
11
Аста ненавидела и свой голос, и это лицо, склонившееся над ней. Ещё она ненавидела саму себя. И если жуткое сипение голосовых связок можно было как-то скрыть, просто молча и презрительно рассматривая давно небритый подбородок мужского лица, то тело – нет. Она только что видела его отражение, когда ей удалось со второй попытки повернуть голову к зеркалу: безвольное, распростёршееся на широком диване и полностью обнажённое.
Сейчас она ненавидела все – даже воздух. Он висел перед глазами душным маревом, которое с каждым вдохом вливалось в лёгкие, точно кисель – вязкий, горячий, плотный, сушащий губы и заставляющий все тело покрываться холодным противным потом.