Бумажный самолётик - стр. 17

Я вышла на улицу, и у меня дух захватило от невероятной красоты. За годы городской жизни я успела позабыть, что такое ночи на природе. Когда вернусь домой, обязательно с Анькой отправимся в поход! Ой, точно… У нас же сейчас зима… Придётся дождаться мая.

До конюшни было всего ничего, и я быстро добралась.

– Мора?.. – тихонько позвала я.

– Мм?..

– Ты спишь?

– Мм?.. Чего тебе, горемычная?

– Можно к тебе? – попросилась я, прижимая к груди ветхое покрывало.

Лошадь подняла сонную голову и уставилась на меня.

– Не спится?

Я кивнула:

– Ага.

– Реветь не будешь?

– Не буду…

– Тогда ложись.

Мора прикрыла глаза, а я устроилась около её шелковистого бока. Теплота лошадиного тела и мерное дыхание успокоили меня, но сон всё равно не шёл. Когда-то я долго не могла привыкнуть к городской жизни из-за непрекращающегося шума. А потом я с ним сжилась, и уже не представляла себе иные ночи. Окно моё выходило на оживлённую улицу, и последний год я прекрасно засыпала под завывание сирен, визг тормозов, выкрики прохожих, шуршание колёс и отборный мат соседа дяди Виталика, которого тётя Груня не пускала домой.

Сейчас же я смотрела в невероятное бриллиантовое небо и не могла наглядеться. Драгоценная россыпь завораживала меня, тихий шелест листвы ласкал мой слух, грудь наполнялась свежим, напоенным ароматом летних трав, воздухом, а мысли прояснились. Мне больше не было страшно, но непонятная печаль поселилась в моём сердце. И тоска, глубокая тоска по дому.

Вот только тосковала я отнюдь не по маленькой съёмной квартирке, где провела последние три года. Единственным настоящим домом я всегда считала бабушкин. Она забрала меня у отчима сразу же, как сбежала мама. Не скажу, что тот был очень уж против. Только раз в месяц наведывался к нам, чтобы потребовать денег, мол, за то, что я носила его фамилию и для органов опеки была «при родителе». Бабушке моей по возрасту меня бы не отдали, ведь ей уже было семьдесят, когда я родилась. Когда мне исполнилась шестнадцать, она серьёзно заболела и почти не вставала с постели. Тогда и настал мой черёд заботиться о ней. Два года она крепилась как могла, всегда одаривая меня своей улыбкой, своей безграничной любовью. И умерла на следующий день после моего восемнадцатилетия. Чтобы меня даже ненадолго не отправили в детдом.

Засыпая, я прошептала:

– Домой… Пожалуйста, я хочу домой…

5. Глава 5

Просыпалась я под звуки летнего леса. И даже необязательно было открывать глаза, чтобы понять, что в свою съёмную квартирку я не вернулась.

– Ты мне уже весь бок отлежала, горемычная, – проворчала Мора. – Я из-за тебя воды попить не могу.