Бульвар Ностальгия - стр. 5
жизни он не работал, хранил у себя мой халтурный аппарат, и, сидя на
«табурете мира», с надеждой глядел в окно в ожидании моего возвращения.
Завидев машину, отец оживал. Оперативно расставлял аппарат, доставал
квашенную по особому рецепту капусту, маринованные огурцы, полученную
по пенсионному пайку работника МВД тонко струганную китайскую ветчину
и хрустальные тонконогие рюмки.
– Не мешай, – ворчал он на протестующую мать.
– Но тебе нельзя! У тебя же два инфаркта.
– Отойди, ты напоминаешь мне хер дэй найт.
– Сам ты хер, хоть уже и не член партии.
На одной из «халтур» у меня украли «нашу» гитару. В последнее время
старой гитарой я почти не пользовался, ибо имел уже приличную японскую
доску, но в тот злополучный день с «японкой» что– то случилось, пришлось
взять с собой старую самопальную гитару. Вечером, грузя аппаратуру в
машину, я нигде её не нашел. Как я не увещевал работников общепита, чего
только не обещал за возвращение инструмента, все было тщетно: общепитовцы
непонимающе пожимали плечами и виновато улыбались.
Тогда на ноги был поднят весь городской музыкальный рынок, но это ничего не
принесло. «Наша» гитара исчезла бесследно. А вскоре умер отец. Вышел за
чем-то на кухню, а вернулся на моих руках, уже мертвым.
На дворе как раз свирепствовали ветры экономических реформ. Было пусто не
только в магазинах, но и в бюро похоронных услуг. В канареечного цвета доме,
где расположилась скорбная организация, кроме директора и нескольких не
совсем трезвых личностей не было решительно ничего: ни кистей, ни венков,
ни лент, ни даже гробов.
– Надо позвонить в органы, – посоветовал я матери.
– О чем ты говоришь! – воскликнула она. – Ведь его, по существу, уволили
оттуда.
– Но, заметь, с ветеранским пайком, – привел я весомый аргумент.
– Ты думаешь, может что-то получиться?
– Уверен! Тех, кого вчера увольняли, сегодня числят героями!
Я оказался прав! Органы выделили на изготовления гроба: доски, красный
обшивочный материал и даже ярко-малиновые кисти. Вновь в мой лексикон
вошли слова: долото, ножовка, рашпиль и стамеска…
Все, что осталось у меня от отца – несколько его черно-белых снимков, да
обшитый шпоном табурет. Однажды встретившиеся на хитро сплетенных
дорогах человеческих судеб, свидимся ли мы вновь? Глядя на «табуретку
мира», уверен, что встретимся.
Встреча
Чем дальше я удаляюсь от дней упорхнувшего детства, тем чаще снится
мне мой старый окруженный стеной покосившихся сараев двор – место, где
прошли лучшие дни жизни. Чем отдаленнее от меня улица, где я когда-то жил,
тем явственней видится мне в ночных эмигрантских сновидениях