Бульвар Ностальгия - стр. 12
письмо в карман.
Я уныло хожу с этим посланием по музыкальным магазинам. Любуюсь
грациозными «Ямахами», важными «Болдуинами» и задерживаю дыхание у
непревзойденных «Стейнвейев». Большие и важные, с поднятыми крышками,
они напоминают огромных диковинных птиц, взмахнувших крыльями. Но с той
жалкой мелочью, что звенит в моем кармане, все это черно-белое изящество
дерева, кости и металла, увы, не про меня. Чужой на этом празднике
музыкального совершенства, я разворачиваю свои башмаки и спешу в
спасительные магазины вторых рук, на кладбища отслуживших свой век
вещей. Долго и безуспешно брожу я среди неуклюжих комодов и «модных
мебелей» минувших эпох и стилей, пока не натыкаюсь на то, что ищу.
Пианино стояло в дальнем углу магазина. Солнечный пыльный луч,
пробившийся из маленького зарешеченного окна, безмятежно покоился на его
матовой поверхности. Пробравшись сквозь баррикады буфетов, столов,
диванов, я оказался у инструмента и, пораженный, замер. Боже праведный,
передо мной стояло мое пианино! Осторожно и ласково провел я пальцем по
прожженному «до» малой октавы и, ни минуты не колеблясь, отдал задаток. На
следующее утро светло-песочный «Красный Октябрь» перекочевал в мой дом.
Три дня «пианинный доктор» возился у расстроенного нелегкой жизнью
инструмента. Три дня вытаскивал он какие-то диковинные ключи, болты и
деревяшки из своего смешного ридикюля. Три дня что-то натягивал и
подтягивал, стучал молоточком и прислушивался к гудящим больным
внутренностям старого пианино. Вволю намучив меня и «Красный Октябрь»,
«доктор» присел на велюровую банкетку и шопеновским «Ноктюрном»,
который когда-то давным-давно играла девочка с труднопроизносимой
фамилией, вернул инструмент к жизни.
Мастер ушел, а я вместе с дочерью, более покладистой, чем её отец (сумевший
избежать штормов мажорных гамм и штилей минорных трезвучий), пустился
учить азы нотной грамоты, пытаясь хоть так сгладить вину перед инструментом
и собственной судьбой. Но, увы, разбей я сегодня и вдрызг свои пальцы, мне
уже вовек не добраться до несметных сокровищ музыкальной гармонии,
которую я когда-то с такой непростительной легкостью отверг.
Но играть я все же выучился. И в тоскливые вечера, когда все кажется
бессмысленной суетой, а мир– уродливым и безобразным, я подхожу к своей
черно-белой «несостоявшейся судьбе», чуть трогаю её клавиши, и со звуками
вызванных к жизни мелодий оживают далекие дни моего детства, которые,
несмотря на сомневающуюся в их реальности память, все-таки были.
Шпилька
Тимура Благонравова – студента консерватории по классу скрипки -